An Occurrence at Owl Creek Bridge/Случай на мосту через Совиный ручей
An Occurrence at Owl Creek Bridge.
Случай на мосту через Совиный ручей.
An Occurrence at Owl Creek Bridge.
Случай на мосту через Совиный ручей.
A man stood upon a railroad bridge in northern Alabama, looking down into the swift water twenty feet below.
На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним.
The man’s hands were behind his back, the wrists bound with a cord.
Руки у него были связаны за спиной.
A rope closely encircled his neck.
Шею стягивала веревка.
It was attached to a stout cross-timber above his head and the slack fell to the level of his knees.
Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен.
Some loose boards laid upon the ties supporting the rails of the railway supplied a footing for him and his executioners—two private soldiers of the Federal army, directed by a sergeant who in civil life may have been a deputy sheriff.
Несколько досок, положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей — двух солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа.
At a short remove upon the same temporary platform was an officer in the uniform of his rank, armed. He was a captain.
Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии.
A sentinel at each end of the bridge stood with his rifle in the position known as “support”, that is to say, vertical in front of the left shoulder, the hammer resting on the forearm thrown straight across the chest—a formal and unnatural position, enforcing an erect carriage of the body.
На обоих концах моста стояло по часовому с ружьем «на караул», то есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым углом руке, — поза напряженная, требующая неестественного выпрямления туловища.
It did not appear to be the duty of these two men to know what was occurring at the center of the bridge; they merely blockaded the two ends of the foot planking that traversed it.
По-видимому, знать о том, что происходит на мосту, не входило в обязанности часовых; они только преграждали доступ к настилу.
Beyond one of the sentinels nobody was in sight; the railroad ran straight away into a forest for a hundred yards, then, curving, was lost to view.
Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом.
Doubtless there was an outpost farther along.
По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост.
The other bank of the stream was open ground—a gentle slope topped with a stockade of vertical tree trunks, loopholed for rifles, with a single embrasure through which protruded the muzzle of a brass cannon commanding the bridge.
На другом берегу местность была открытая — пологий откос упирался в частокол из вертикально вколоченных бревен, с бойницами для ружей и амбразурой, из которой торчало жерло наведенной на мост медной пушки.
Midway up the slope between the bridge and fort were the spectators—a single company of infantry in line, at “parade rest”, the butts of their rifles on the ground, the barrels inclining slightly backward against the right shoulder, the hands crossed upon the stock.
По откосу, на полпути между мостом и укреплением, выстроились зрители — рота солдат-пехотинцев в положении «вольно»: приклады упирались в землю, стволы были слегка наклонены к правому плечу, руки скрещены над ложами.
A lieutenant stood at the right of the line, the point of his sword upon the ground, his left hand resting upon his right.
Справа от строя стоял лейтенант, сабля его была воткнута в землю, руки сложены на эфесе.
Excepting the group of four at the center of the bridge, not a man moved.
За исключением четверых людей на середине моста, никто не двигался.
The company faced the bridge, staring stonily, motionless.
Рота была повернута фронтом к мосту, солдаты застыли на месте, глядя прямо перед собой.
The sentinels, facing the banks of the stream, might have been statues to adorn the bridge.
Часовые, обращенные лицом каждый к своему берегу, казались статуями, поставленными для украшения моста.
The captain stood with folded arms, silent, observing the work of his subordinates, but making no sign.
Капитан, скрестив руки, молча следил за работой своих подчиненных, не делая никаких указаний.
Death is a dignitary who when he comes announced is to be received with formal manifestations of respect, even by those most familiar with him.
Смерть — высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге.
In the code of military etiquette silence and fixity are forms of deference.
По кодексу военного этикета безмолвие и неподвижность знаменуют глубокое почтение.
The man who was engaged in being hanged was apparently about thirty-five years of age.
Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять.
He was a civilian, if one might judge from his habit, which was that of a planter.
Судя по платью — такое обычно носили плантаторы, — он был штатский.
His features were good—a straight nose, firm mouth, broad forehead, from which his long, dark hair was combed straight back, falling behind his ears to the collar of his well fitting frock coat.
Черты лица правильные — прямой нос, энергичный рот, широкий лоб; черные волосы, зачесанные за уши, падали на воротник хорошо сшитого сюртука.
He wore a moustache and pointed beard, but no whiskers; his eyes were large and dark gray, and had a kindly expression which one would hardly have expected in one whose neck was in the hemp.
Он носил усы и бородку клином, но щеки были выбриты; большие темно-серые глаза выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее.
Evidently this was no vulgar assassin.
Он ничем не походил на обычного преступника.
The liberal military code makes provision for hanging many kinds of persons, and gentlemen are not excluded.
Закон военного времени не скупится на смертные приговоры для людей всякого рода, не исключая и джентльменов.
The preparations being complete, the two private soldiers stepped aside and each drew away the plank upon which he had been standing.
Закончив приготовления, оба солдата отступили на шаг, и каждый оттащил доску, на которой стоял.
The sergeant turned to the captain, saluted and placed himself immediately behind that officer, who in turn moved apart one pace.
Сержант повернулся к капитану, отдал честь и тут же встал позади него, после чего капитан тоже сделал шаг в сторону.
These movements left the condemned man and the sergeant standing on the two ends of the same plank, which spanned three of the cross-ties of the bridge.
В результате этих перемещений осужденный и сержант очутились на концах доски, покрывавшей три перекладины моста.
The end upon which the civilian stood almost, but not quite, reached a fourth.
Тот конец, на котором стоял штатский, почти — но не совсем — доходил до четвертой.
This plank had been held in place by the weight of the captain; it was now held by that of the sergeant.
Раньше эта доска удерживалась в равновесии тяжестью капитана; теперь его место занял сержант.
At a signal from the former the latter would step aside, the plank would tilt and the condemned man go down between two ties.
По сигналу капитана сержант должен был шагнуть в сторону, доска — качнуться и осужденный — повиснуть в пролете между двумя перекладинами.
The arrangement commended itself to his judgement as simple and effective.
Он оценил по достоинству простоту и практичность этого способа.
His face had not been covered nor his eyes bandaged.
Ему не закрыли лица и не завязали глаз.
He looked a moment at his “unsteadfast footing”, then let his gaze wander to the swirling water of the stream racing madly beneath his feet.
Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами.
A piece of dancing driftwood caught his attention and his eyes followed it down the current.
Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению.
How slowly it appeared to move!
Как медленно оно плыло!
What a sluggish stream!
Какая ленивая река!
He closed his eyes in order to fix his last thoughts upon his wife and children.
Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях.
The water, touched to gold by the early sun, the brooding mists under the banks at some distance down the stream, the fort, the soldiers, the piece of drift—all had distracted him.
До сих пор вода, тронутая золотом раннего солнца, туман, застилавший берега, ниже по течению — маленький форт, рота солдат, плывущее бревно — все отвлекало его.
And now he became conscious of a new disturbance.
А теперь он ощутил новую помеху.
Striking through the thought of his dear ones was sound which he could neither ignore nor understand, a sharp, distinct, metallic percussion like the stroke of a blacksmith’s hammer upon the anvil; it had the same ringing quality.
Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких — резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне: в нем была та же звонкость.
He wondered what it was, and whether immeasurably distant or near by— it seemed both.
Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит; он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким.
Its recurrence was regular, but as slow as the tolling of a death knell.
Удары раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон.
He awaited each new stroke with impatience and—he knew not why—apprehension.
Он ждал каждого удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом.
The intervals of silence grew progressively longer; the delays became maddening.
Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все мучительнее.
With their greater infrequency the sounds increased in strength and sharpness.
Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость они приобретали.
They hurt his ear like the thrust of a knife; he feared he would shriek.
Они, словно ножом, резали ухо; он едва удерживался от крика.
What he heard was the ticking of his watch.
То, что он слышал, было тиканье его часов.