The Gold-Bug/Золотой жук
THE GOLD-BUG What ho!
О жуке!
what ho!
Что?
this fellow is dancing mad!
Отлупить его?..
He hath been bitten by the Tarantula.
— воскликнул Легран.
_—All in the Wrong._ Many years ago, I contracted an intimacy with a Mr. William Legrand.
Много лет назад мне довелось близко познакомиться с неким Уильямом Леграном.
He was of an ancient Huguenot family, and had once been wealthy; but a series of misfortunes had reduced him to want.
Он происходил из старинной гугенотской семьи и был прежде богат, но неудачи, следовавшие одна за другой, довели его до нищеты.
To avoid the mortification consequent upon his disasters, he left New Orleans, the city of his forefathers, and took up his residence at Sullivan’s Island, near Charleston, South Carolina.
Чтобы избегнуть унижений, связанных с потерей богатства, он покинул Новый Орлеан, город своих предков, и поселился на Сэлливановом острове, поблизости от Чарльстона в Южной Каролине.
This Island is a very singular one.
Это очень странный остров.
It consists of little else than the sea sand, and is about three miles long.
Он тянется в длину мили на три и состоит почти что из одного морского песка.
Its breadth at no point exceeds a quarter of a mile.
Ширина его нигде не превышает четверти мили.
It is separated from the main land by a scarcely perceptible creek, oozing its way through a wilderness of reeds and slime, a favorite resort of the marsh hen.
От материка он отделен едва заметным проливом, вода в котором с трудом пробивает себе путь сквозь тину и густой камыш — убежище болотных курочек.
The vegetation, as might be supposed, is scant, or at least dwarfish.
Деревьев на острове мало, и растут они плохо.
No trees of any magnitude are to be seen.
Настоящего дерева не встретишь совсем.
Near the western extremity, where Fort Moultrie stands, and where are some miserable frame buildings, tenanted, during summer, by the fugitives from Charleston dust and fever, may be found, indeed, the bristly palmetto.
На западной оконечности острова, где возвышается форт Моултри и стоит несколько жалких строений, заселяемых в летние месяцы городскими жителями, спасающимися от лихорадки и чарльстонской пыли, можно увидеть колючую карликовую пальму.
but the whole island, with the exception of this western point, and a line of hard, white beach on the seacoast, is covered with a dense undergrowth of the sweet myrtle, so much prized by the horticulturists of England..
Зато весь остров, если не считать этого западного мыса и белой, твердой как камень песчаной полосы на взморье, покрыт частой зарослью душистого мирта, столь высоко ценимого английскими садоводами.
The shrub here often attains the height of fifteen or twenty feet, and forms an almost impenetrable coppice, burthening the air with its fragrance.
Кусты его достигают нередко пятнадцати — двадцати футов и образуют сплошную чашу, наполняющую воздух тяжким благоуханием и почти непроходимую для человека.
In the inmost recesses of this coppice, not far from the eastern or more remote end of the island, Legrand had built himself a small hut, which he occupied when I first, by mere accident, made his acquaintance.
В сокровенных глубинах миртовой чащи, ближе к восточной, удаленной от материка оконечности острова, Легран соорудил себе хижину, где и обитал, когда я, по воле случая, с ним познакомился.
This soon ripened into friendship—for there was much in the recluse to excite interest and esteem.
Знакомство вскоре перешло в дружбу. Многое в характере отшельника внушало интерес и уважение.
I found him well educated, with unusual powers of mind, but infected with misanthropy, and subject to perverse moods of alternate enthusiasm and melancholy.
Я увидел, что он отлично образован и наделен недюжинными способностями, но вместе с тем заражен мизантропией и страдает от болезненного состояния ума, впадая попеременно то в восторженность, то в угрюмость.
He had with him many books, but rarely employed them.
У Леграна было немало книг, но он редко к ним обращался.
His chief amusements were gunning and fishing, or sauntering along the beach and through the myrtles, in quest of shells or entomological specimens—his collection of the latter might have been envied by a Swammerdamm.
Он предпочитал охотиться и ловить рыбу или же бродить по прибрежному песку и миртовым зарослям в поисках раковин и насекомых. Его коллекции насекомых позавидовал бы Сваммердам[2].
In these excursions he was usually accompanied by an old negro, called Jupiter, who had been manumitted before the reverses of the family, but who could be induced, neither by threats nor by promises, to abandon what he considered his right of attendance upon the footsteps of his young “Massa Will.” It is not improbable that the relatives of Legrand, conceiving him to be somewhat unsettled in intellect, had contrived to instil this obstinacy into Jupiter, with a view to the supervision and guardianship of the wanderer.
В этих странствиях Леграна обычно сопровождал старый негр Юпитер. Он был отпущен на волю еще до разорения семьи; однако ни угрозами, ни посулами нельзя было убедить Юпитера, что он лишился неотъемлемого права следовать повсюду за «масса Уиллом». Возможно, впрочем, что родные Леграна, обеспокоенные его психической неуравновешенностью, поддерживали это упорство в Юпитере, чтобы не оставить беглеца без всякого попечения.
The winters in the latitude of Sullivan’s Island are seldom very severe, and in the fall of the year it is a rare event indeed when a fire is considered necessary.
Зимы на широте Сэлливанова острова редко бывают очень суровыми, и в осеннее время почти никогда не приходится разводить огонь в помещении.
About the middle of October, 18—, there occurred, however, a day of remarkable chilliness.
В средних числах октября 18.. года выдался, однако, необычайно холодный день.
Just before sunset I scrambled my way through the evergreens to the hut of my friend, whom I had not visited for several weeks—my residence being, at that time, in Charleston, a distance of nine miles from the island, while the facilities of passage and re-passage were very far behind those of the present day.
Перед самым заходом солнца я пробрался сквозь вечнозеленые заросли к хижине моего друга, которого не видел уже несколько недель. Я жил в Чарльстоне, в девяти милях от острова, и удобства сообщения в те дни далеко отставали от нынешних.
Upon reaching the hut I rapped, as was my custom, and getting no reply, sought for the key where I knew it was secreted, unlocked the door and went in.
Добравшись до хижины, я постучал, как обычно, и, не получив ответа, разыскал в потайном месте ключ, отомкнул замок и вошел.
A fine fire was blazing upon the hearth.
В камине пылал славный огонь.
It was a novelty, and by no means an ungrateful one.
Это было неожиданно и весьма кстати.
I threw off an overcoat, took an arm-chair by the crackling logs, and awaited patiently the arrival of my hosts.
Я сбросил пальто, опустился в кресло, поближе к потрескивающим поленьям, и стал терпеливо ждать возвращения хозяев.
Soon after dark they arrived, and gave me a most cordial welcome.
Они пришли вскоре после наступления темноты и сердечно меня приветствовали.
Jupiter, grinning from ear to ear, bustled about to prepare some marsh-hens for supper.
Юпитер, улыбаясь до ушей, стал хлопотать по хозяйству, приготовляя на ужин болотных курочек.
Legrand was in one of his fits—how else shall I term them?—of enthusiasm.
У Леграна был очередной приступ восторженности, — не знаю, как еще именовать это состояние.
He had found an unknown bivalve, forming a new genus, and, more than this, he had hunted down and secured, with Jupiter’s assistance, a _scarabæus_ which he believed to be totally new, but in respect to which he wished to have my opinion on the morrow.
Он нашел двустворчатую раковину, которой не встречал ранее, и, что еще более радовало его, выследил и с помощью Юпитера поймал жука, по его словам совершенно неизвестного науке. Он сказал, что завтра хочет выслушать мое суждение об этом жуке.
“And why not to-night?” I asked, rubbing my hands over the blaze, and wishing the whole tribe of _scarabæi_ at the devil.
— Почему же не сегодня? — спросил я, потирая руки у огня и мысленно посылая к чертям всех жуков на свете.
“Ah, if I had only known you were here!” said Legrand, “but it’s so long since I saw you; and how could I foresee that you would pay me a visit this very night of all others?
— Если бы я знал, что вы здесь!
As I was coming home I met Lieutenant G—, from the fort, and, very foolishly, I lent him the bug; so it will be impossible for you to see it until the morning.
— из форта, — и я, по глупости, отдал ему жука до завтра.
Stay here to-night, and I will send Jup down for it at sunrise.
Переночуйте, и с восходом солнца мы пошлем за ним Юпа.
It is the loveliest thing in creation!” “What?—sunrise?” “Nonsense!
— К черту восход солнца!
no!—the bug.
— Нет, масса.
It is of a brilliant gold color—about the size of a large hickory-nut—with two jet black spots near one extremity of the back, and another, somewhat longer, at the other.
На спинке виднелись с одного конца два круглых черных пятнышка, с другого — одно продолговатое.
The _antennæ_ are—” “Dey aint no tin in him, Massa Will, I keep a tellin on you,” here interrupted Jupiter.
Нет, Юпитер, не будь слишком суров с беднягой, не бей его — он этого не перенесет.
“de bug is a goole bug, solid, ebery bit of him, inside and all, sep him wing—neber feel half so hebby a bug in my life.” “Well, suppose it is, Jup,” replied Legrand, somewhat more earnestly, it seemed to me, than the case demanded, “is that any reason for your letting the birds burn?.
— Допустим, что это так и жук из чистого золота, — сказал Легран, как мне показалось, более серьезным тоном, чем того требовали обстоятельства, — но почему же, Юп, мы должны из-за этого есть пережаренную дичь?
The color”—here he turned to me—“is really almost enough to warrant Jupiter’s idea.
Действительно, цвет жука таков, — продолжал он, обращаясь ко мне, — что я почти готов согласиться с Юпитером.
You never saw a more brilliant metallic lustre than the scales emit—but of this you cannot judge till tomorrow.
Надкрылья излучают яркий металлический блеск — в этом вы сами сможете завтра убедиться.
In the mean time I can give you some idea of the shape.” Saying this, he seated himself at a small table, on which were a pen and ink, but no paper.
Пока что я нарисую вам, как он выглядит. Легран сел за столик, где были перо и чернильница. Бумаги на столе не оказалось.
He looked for some in a drawer, but found none.
Он поискал в ящике, но и там ничего не нашел.
“Never mind,” said he at length, “this will answer;” and he drew from his waistcoat pocket a scrap of what I took to be very dirty foolscap, and made upon it a rough drawing with the pen.
— Не беда! — сказал он наконец. — Обойдусь и так. Он вытащил из жилетного кармана очень грязный клочок писчей бумаги и, взяв перо, стал бегло набрасывать рисунок.
While he did this, I retained my seat by the fire, for I was still chilly.
Пока он занимался этим, я продолжал греться у огня; озноб мой еще не прошел.
When the design was complete, he handed it to me without rising.
Легран закончил рисунок и протянул его мне, не поднимаясь со стула.
As I received it, a loud growl was heard, succeeded by a scratching at the door.
В эту минуту послышался громкий лай и царапанье у входной двери.