Title Example
comments.
Risposta: di sé.
Федор Достоевский ЗАПИСКИ ИЗ ПОДПОЛЬЯ
Я человек больной… Я злой человек.
Sono un uomo malato... Sono un uomo cattivo.
Непривлекательный я человек.
Sono un uomo malato... Sono un uomo cattivo.
Я думаю, что у меня болит печень.
Credo di avere mal di fegato.
Впрочем, я ни шиша не смыслю в моей болезни и не знаю наверно, что у меня болит.
Del resto, non capisco un accidente del mio male e probabilmente non so di cosa soffro.
Я не лечусь и никогда не лечился, хотя медицину и докторов уважаю.
Non mi curo e non mi sono mai curato, anche se rispetto la medicina e i dottori.
К тому же я еще и суеверен до крайности; ну, хоть настолько, чтоб уважать медицину.
Oltretutto sono anche estremamente superstizioso; be', almeno abbastanza da rispettare la medicina.
(Я достаточно образован, чтоб не быть суеверным, но я суеверен).
(Sono abbastanza colto per non essere superstizioso, ma lo sono.)
Нет-с, я не хочу лечиться со злости.
Nossignori, non voglio curarmi per cattiveria.
Вот этого, наверно, не изволите понимать.
Ecco, probabilmente voi questo non lo capirete.
Ну-с, а я понимаю.
Be', io invece lo capisco.
Я, разумеется, не сумею вам объяснить, кому именно я насолю в этом случае моей злостью; я отлично хорошо знаю, что и докторам я никак не смогу «нагадить» тем, что у них не лечусь; я лучше всякого знаю, что всем этим я единственно только себе поврежу и никому больше.
Io, s'intende, non saprei spiegarvi a chi esattamente faccia dispetto in questo caso con la mia cattiveria; so perfettamente che neppure ai medici potrò "farla" non curandomi da loro; so meglio di chiunque altro che con tutto ciò nuocerò unicamente a me stesso e a nessun altro.
Но все-таки, если я не лечусь, так это со злости.
E tuttavia, se non mi curo, è per cattiveria.
Печенка болит, так вот пускай же ее еще крепче болит!
Il fegato mi fa male, e allora avanti, che faccia ancor più male!
Я уже давно так живу — лет двадцать.
È già da molto tempo che vivo così: una ventina d'anni.
Теперь мне сорок.
Ora ne ho quaranta.
Я прежде служил, а теперь не служу.
Prima lavoravo, ma adesso non lavoro.
Я был злой чиновник.
Ero un impiegato cattivo.
Я был груб и находил в этом удовольствие.
Ero villano e ne ricavavo piacere.
Ведь я взяток не брал, стало быть, должен же был себя хоть этим вознаградить.
Infatti non prendevo bustarelle, dunque dovevo pur gratificarmi in qualche modo.
(Плохая острота; но я ее не вычеркну.
(Pessima battuta; ma non la cancellerò.
Я ее написал, думая, что выйдет очень остро; а теперь, как увидел сам, что хотел только гнусно пофорсить, — нарочно не вычеркну!). Когда к столу, у которого я сидел, подходили, бывало, просители за справками, — я зубами на них скрежетал и чувствовал неумолимое наслаждение, когда удавалось кого-нибудь огорчить.
L'ho scritta pensando che sarebbe risultata molto arguta; ma ora che mi son reso conto che volevo soltanto pavoneggiarmi in modo disgustoso, apposta non la cancellerò!). Quando alla scrivania a cui lavoravo si avvicinavano dei postulanti per chiedere informazioni, io digrignavo i denti contro di loro e provavo un indicibile godimento, quando mi riusciva di dare un dispiacere a qualcuno.
Почти всегда удавалось.
Mi riusciva quasi sempre.
Большею частию все был народ робкий: известно — просители.
Per la maggior parte era gente timida; si sa: postulanti.
Но из фертов я особенно терпеть не мог одного офицера.
Ma fra i bellimbusti non potevo sopportare soprattutto un ufficiale.
Он никак не хотел покориться и омерзительно гремел саблей.
Lui non voleva in nessun modo sottomettersi e faceva un abominevole baccano con la sciabola.
У меня с ним полтора года за эту саблю война была.
Per un anno e mezzo fra me e lui ci fu una guerra per quella sciabola.
Я наконец одолел.
Finalmente la spuntai.
Он перестал греметь.
Egli smise di far baccano.
Впрочем, это случилось еще в моей молодости.
Del resto, questo accadeva ancora nella mia giovinezza.
Но знаете ли, господа, в чем состоял главный пункт моей злости?
Ma lo sapete, signori, in che consisteva il punto fondamentale della mia cattiveria?
Да в том-то и состояла вся штука, в том-то и заключалась наибольшая гадость, что я поминутно, даже в минуту самой сильнейшей желчи, постыдно сознавал в себе, что я не только не злой, но даже и не озлобленный человек, что я только воробьев пугаю напрасно и себя этим тешу.
Proprio lì stava tutto il nocciolo, proprio lì era racchiusa l'infamia peggiore: che in ogni momento, perfino nel momento della rabbia più accesa, vergognosamente riconoscevo dentro di me che non solo non ero un uomo cattivo, ma neppure ero inasprito, che spaventavo soltanto inutilmente i passeri e così mi consolavo.
У меня пена у рта, а принесите мне какую-нибудь куколку, дайте мне чайку с сахарцем, я, пожалуй, и успокоюсь.
Ho la schiuma alla bocca, ma portatemi un bambolotto, datemi una tazza di tè con un po' di zucchero, e magari mi calmerò.
Даже душой умилюсь, хоть уж, наверно, потом буду вам на себя скрежетать зубами и от стыда несколько месяцев страдать бессонницей.
Anzi, il mio animo s'intenerirà, anche se poi`, probabilmente, digrignerò i denti contro me stesso e per la vergogna soffrirò d'insonnia per diversi mesi.
Таков уж мой обычай.
Ormai ci ho fatto l'abitudine.
Это я наврал про себя давеча, что я был злой чиновник.
Poco fa ho mentito sul mio conto, dicendo che ero un impiegato cattivo.
Со злости наврал.
Ho mentito per cattiveria.
Я просто баловством занимался и с просителями и с офицером, а в сущности никогда не мог сделаться злым.
Facevo solo i capricci, tanto con i postulanti che con l'ufficiale, ma in realtà non ho mai potuto diventare cattivo.
Я поминутно сознавал в себе много-премного самых противоположных тому элементов.
In ogni momento riconoscevo in me molti, moltissimi elementi quanto mai in contrasto con ciò.
Я чувствовал, что они так и кишат во мне, эти противоположные элементы.
Sapevo che fermentavano in me, questi elementi contrastanti.
Я знал, что они всю жизнь во мне кишели и из меня вон наружу просились, но я их не пускал, не пускал, нарочно не пускал наружу.
Sapevo che per tutta la vita avevano fermentato in me e che cercavano di uscire all'esterno, ma io non lasciavo, non lasciavo, apposta non lasciavo che si sprigionassero.
Они мучили меня до стыда; до конвульсий меня доводили и — надоели мне наконец, как надоели!
Mi torturavano fino a farmi vergognare; mi conducevano fino alle convulsioni e alla fine mi sono venuti in odio, come mi sono venuti in odio!
Уж не кажется ли вам, господа, что я теперь в чем-то перед вами раскаиваюсь, что я в чем-то у вас прощенья прошу?..
Ora non vi sembra, signori, ch'io mi stia pentendo di qualcosa dinanzi a voi, che vi chieda perdono di qualcosa?...
Я уверен, что вам это кажется… А впрочем, уверяю вас, что мне все равно, если и кажется….
Sono certo che ne avete l'impressione... Ma, del resto, vi assicuro che per me fa lo stesso, se anche ne avete l'impressione...
Я не только злым, но даже и ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым.
Non solo cattivo, ma proprio nulla sono riuscito a diventare: né cattivo, né buono, né furfante, né onesto, né eroe, né insetto.
Теперь же доживаю в своем углу, дразня себя злобным и ни к чему не служащим утешением, что умный человек и не может серьезно чем-нибудь сделаться, а делается чем-нибудь только дурак.
E ora vegeto nel mio cantuccio, punzecchiandomi con la maligna e perfettamente vana consolazione che l'uomo intelligente non può diventare seriamente qualcosa, ma diventa qualcosa soltanto lo sciocco.
Да-с, умный человек девятнадцатого столетия должен и нравственно обязан быть существом по преимуществу бесхарактерным; человек же с характером, деятель, — существом по преимуществу ограниченным.
Sissignori, l'uomo intelligente del diciannovesimo secolo deve ed è moralmente obbligato a essere una creatura essenzialmente priva di carattere; mentre l'uomo di carattere, l'uomo d'azione, dev'essere una creatura essenzialmente limitata.
Это сорокалетнее мое убеждение.
Questa è la mia quarantennale convinzione.
Мне теперь сорок лет, а ведь сорок лет — это вся жизнь; ведь это самая глубокая старость.
Ora ho quarant'anni, e quarant'anni sono tutta una vita; sono la più decrepita vecchiezza.