The colour out of space/Цвет иных миров
By H. P. Lovecraft.
Extensive research did not uncover any evidence that the U.S. copyright on this publication was renewed.].
После нескольких неудачных попыток пробурить раскаленный болид в поисках новых глобул, в руках неутомимых исследователей остался все тот же образец, который им удалось извлечь утром и который, как выяснилось позднее, в лабораторных условиях повел себя ничуть не лучше своего предшественника.
Here is a totally different story that we can highly recommend to you.
Дело было в Аркхэме, старинном и, пожалуй, одном из немногих оставшихся городков, где легенды о нечистой силе дожили до наших дней, и я воспринял предупреждение как часть обязательных страшных историй, которыми седовласые старушки испокон веков пичкают своих внуков на ночь.
We could wax rhapsodical in our praise, as the story is one of the finest pieces of literature it has been our good fortune to read.
Дело было в Аркхэме, старинном и, пожалуй, одном из немногих оставшихся городков, где легенды о нечистой силе дожили до наших дней, и я воспринял предупреждение как часть обязательных страшных историй, которыми седовласые старушки испокон веков пичкают своих внуков на ночь.
The theme is original, and yet fantastic enough to make it rise head and shoulders above many contemporary scientifiction stories.
Не раз мне приходилось помогать рассказчику находить потерянную нить повествования, связывать воедино обрывки научных постулатов, слепо сохраненные его слабеющей памятью из разговоров приезжих профессоров.
You will not regret having read this marvellous tale.
Не раз мне приходилось помогать рассказчику находить потерянную нить повествования, связывать воедино обрывки научных постулатов, слепо сохраненные его слабеющей памятью из разговоров приезжих профессоров.
West of Arkham the hills rise wild, and there are valleys with deep woods that no axe has ever cut.
Говард Филлипс Лавкрафт Сияние извне К западу от Аркхэма высятся угрюмые кручи, перемежающиеся лесистыми долинами, в чьи непролазные дебри не доводилось забираться ни одному дровосеку.
There are dark narrow glens where the trees slope fantastically, and where thin brooklets trickle without ever having caught the glint of sunlight.
Немного поодаль зиял черный провал колодца, из недр которого вздымались зловонные испарения и окрашивали проходящие сквозь них солнечные лучи в странные, неземные тона.
On the gentler slopes there are farms, ancient and rocky, with squat, moss-coated cottages brooding eternally over old New England secrets in the lee of great ledges; but these are all vacant now, the wide chimneys crumbling and the shingled sides bulging perilously beneath low gambrel roofs.
Тишина, царившая в узких проходах, была чересчур мертвой, и слишком уж много сырости таил в себе настил из осклизлого мха и древнего перегноя.
The old folk have gone away, and foreigners do not like to live there.
Местные жители давно покинули эти места, да и вновь прибывающие переселенцы предпочитают здесь не задерживаться.
French-Canadians have tried it, Italians have tried it, and the Poles have come and departed.
В разное время сюда наезжали франкоканадцы, итальянцы и поляки, но очень скоро все они собирались и следовали дальше.
It is not because of anything that can be seen or heard or handled, but because of something that is imagined. The place is not good for imagination, and does not bring restful dreams at night.
И вовсе не потому, что обнаруживали какие-либо недостатки — нет, ничего такого, что можно было бы увидеть, услышать или пощупать руками, здесь не водилось, — просто само место действовало им на нервы, рождая в воображении странные фантазии и не давая заснуть по ночам.
It must be this which keeps the foreigners away, for old Ammi Pierce has never told them of anything he recalls from the strange days.
Это, пожалуй, единственная причина, по которой чужаки не селятся здесь: ибо доподлинно известно, что никому из них старый Эми Пирс и словом не обмолвился о том, что хранит его память о «страшных днях».
Ammi, whose head has been a little queer for years, is the only one who still remains, or who ever talks of the strange days; and he dares to do this because his house is so near the open fields and the travelled roads around Arkham.
Эми, которого в здешних краях уже давно считают немного повредившимся в уме, остался единственным, кто не захотел покинуть насиженное место и уехать в город. И еще. Во всей округе только он один осмеливается рассказывать о «страшных днях», да и то потому, что сразу же за его домом начинается поле, по которому можно очень быстро добраться до постоянно оживленной, ведущей в Аркхэм дороги.
There was once a road over the hills and through the valleys, that ran straight where the blasted heath is now; but people ceased to use it and a new road was laid curving far toward the south.
Некогда эта дорога проходила по холмам и долинам прямиком через Испепеленную Пустошь, но после того, как люди отказались ездить по ней, было проложено новое шоссе, огибающее местность с юга.
Traces of the old one can still be found amidst the weeds of a returning wilderness, and some of them will doubtless linger even when half the hollows are flooded for the new reservoir.
Однако следы старой дороги все еще можно различить среди густой поросли наступающего на нее леса, и, без сомнения, кое-какие ее приметы сохранятся даже после того, как большая часть низины будет затоплена под новое водохранилище.
Then the dark woods will be cut down and the blasted heath will slumber far below blue waters whose surface will mirror the sky and ripple in the sun. And the secrets of the strange days will be one with the deep's secrets; one with the hidden lore of old ocean, and all the mystery of primal earth.
Если это случится — вековые леса падут под ударами топоров, а Испепеленная Пустошь навсегда скроется под толщей воды.
When I went into the hills and vales to survey for the new reservoir they told me the place was evil.
Я только собирался отправиться к этим холмам и долинам на разметку нового водохранилища, а меня уже предупредили, что место «нечистое».
They told me this in Arkham, and because that is a very old town full of witch legends I thought the evil must be something which grandmas had whispered to children through centuries.
Дело было в Аркхэме, старинном и, пожалуй, одном из немногих оставшихся городков, где легенды о нечистой силе дожили до наших дней, и я воспринял предупреждение как часть обязательных страшных историй, которыми седовласые старушки испокон веков пичкают своих внуков на ночь.
The name "blasted heath" seemed to me very odd and theatrical, and I wondered how it had come into the folklore of a Puritan people.
Само же название «Испепеленная Пустошь» показалось мне чересчур вычурным.
Then I saw that dark westward tangle of glens and slopes for myself, and ceased to wonder at anything besides its own elder mystery.
После пустоши даже долгий, изнурительный подъем под темными сводами чащобы показался мне приятным и освежающим, и я больше не удивлялся тому, что, стоит разговору зайти об этих местах, жители Аркхэма переходят на испуганный шепот.
It was morning when I saw it, but shadow lurked always there.
Когда я добрался туда, было ясное раннее утро, но стоило мне ступить под мрачные своды ущелий, как я оказался в вечном полумраке.
The trees grew too thickly, and their trunks were too big for any healthy New England wood.
В непосредственной близости от пустоши деревья имели странный, нездоровый вид, а по самому краю выжженного пятна стояло и лежало немало мертвых гниющих стволов.
There was too much silence in the dim alleys between them, and the floor was too soft with the dank moss and mattings of infinite years of decay.
Тишина, царившая в узких проходах, была чересчур мертвой, и слишком уж много сырости таил в себе настил из осклизлого мха и древнего перегноя.
In the open spaces, mostly along the line of the old road, there were little hillside farms; sometimes with all the buildings standing, sometimes with only one or two, and sometimes with only a lone chimney or fast-filling cellar.
Как ни ускорял я шаг, а все же успел заметить справа от себя груду потемневших кирпичей и булыжника, высившуюся на месте обвалившегося дымохода и еще одну такую же кучу там, где раньше, по всей видимости, стоял погреб.
Weeds and briers reigned, and furtive wild things rustled in the undergrowth.
Растения имели отвратительный вид и издавали резкий тошнотворный запах.
Upon everything was a haze of restlessness and oppression; a touch of the unreal and the grotesque, as if some vital element of perspective or chiaroscuro were awry.
Повсюду, насколько хватало глаз, недвижимо, не колышимая ни единым дуновением ветра, лежала мельчайшая серая пыль или, если угодно, пепел.
I did not wonder that the foreigners would not stay, for this was no region to sleep in.
Местные жители давно покинули эти места, да и вновь прибывающие переселенцы предпочитают здесь не задерживаться.
It was too much like a landscape of Salvator Rosa; too much like some forbidden woodcut in a tale of terror.
Проезжая по гарднеровским угодьям, Стивен Райс обратил внимание на пробивавшуюся вдоль кромки леса поросль скунсовой капусты.
But even all this was not so bad as the blasted heath.
Но все это не шло ни в какое сравнение с Испепеленной Пустошью.
I knew it the moment I came upon it at the bottom of a spacious valley; for no other name could fit such thing, or any other thing fit such a name.
Само же название «Испепеленная Пустошь» показалось мне чересчур вычурным.
It was as if the poet had coined the phrase from having seen this one particular region.
Само же название «Испепеленная Пустошь» показалось мне чересчур вычурным.
It must, I thought as I viewed it, be the outcome of a fire; but why had nothing new ever grown over those five acres of grey desolation that sprawled open to the sky like a great spot eaten by acid in the woods and fields?
На первый взгляд, пустошь представляла собой обычную проплешину, какие остаются в результате лесного пожара — но почему же, вопрошал я себя, на этих пяти акрах серого безмолвия, въевшегося в окрестные леса и луга наподобие того, как капля кислоты въедается в бумагу, с тех пор не выросло ни одной зеленой былинки?
It lay largely to the north of the ancient road line, but encroached a little on the other side.
Большая часть пустоши лежала к северу от старой дороги, и только самый ее краешек переползал за южную обочину.
I felt an odd reluctance about approaching, and did so at last only because my business took me through and past it.
Только подумав о том, что мне придется пересекать это неживое пепельное пятно, я почувствовал, что все мое существо необъяснимым образом противится этому. Чувство долга и ответственности за возложенное поручение заставили меня наконец двинуться дальше.
There was no vegetation of any kind on that broad expanse, but only a fine grey dust or ash which no wind seemed ever to blow about.
На всем протяжении моего пути через пустошь я не встретил ни малейших признаков растительности. Повсюду, насколько хватало глаз, недвижимо, не колышимая ни единым дуновением ветра, лежала мельчайшая серая пыль или, если угодно, пепел.
The trees near it were sickly and stunted, and many dead trunks stood or lay rotting at the rim.
В непосредственной близости от пустоши деревья имели странный, нездоровый вид, а по самому краю выжженного пятна стояло и лежало немало мертвых гниющих стволов.
As I walked hurriedly by I saw the tumbled bricks and stones of an old chimney and cellar on my right, and the yawning black maw of an abandoned well whose stagnant vapours played strange tricks with the hues of the sunlight.
Как ни ускорял я шаг, а все же успел заметить справа от себя груду потемневших кирпичей и булыжника, высившуюся на месте обвалившегося дымохода и еще одну такую же кучу там, где раньше, по всей видимости, стоял погреб. Немного поодаль зиял черный провал колодца, из недр которого вздымались зловонные испарения и окрашивали проходящие сквозь них солнечные лучи в странные, неземные тона.
Even the long, dark woodland climb beyond seemed welcome in contrast, and I marvelled no more at the frightened whispers of Arkham people.
После пустоши даже долгий, изнурительный подъем под темными сводами чащобы показался мне приятным и освежающим, и я больше не удивлялся тому, что, стоит разговору зайти об этих местах, жители Аркхэма переходят на испуганный шепот.
There had been no house or ruin near; even in the old days the place must have been lonely and remote. And at twilight, dreading to repass that ominous spot, I walked circuitously back to the town by the curving road on the south. I vaguely wished some clouds would gather, for an odd timidity about the deep skyey voids above had crept into my soul.
В наступивших сумерках никакая сила не смогла бы подвигнуть меня на возвращение прежним путем, а потому я добрался до города по более долгой, но зато достаточно удаленной от пустоши южной дороге.
In the evening I asked old people in Arkham about the blasted heath, and what was meant by that phrase "strange days" which so many evasively muttered.
Вечером я принялся расспрашивать местных старожилов об Испепеленной Пустоши и о том, что означала фраза «страшные дни».
I could not, however, get any good answers, except that all the mystery was much more recent than I had dreamed. It was not a matter of old legendry at all, but something within the lifetime of those who spoke. It had happened in the 'eighties, and a family had disappeared or was killed.
Мне не удалось ничего толком разузнать, кроме, пожалуй, того, что дело происходило в восьмидесятых годах прошлого столетия и что тогда была убита или бесследно пропала одна местная фермерская семья, но дальнейших подробностей мои собеседники не могли, а может быть, не желали мне сообщить.
Speakers would not be exact; and because they all told me to pay no attention to old Ammi Pierce's crazy tales, I sought him out the next morning, having heard that he lived alone in the ancient tottering cottage where the trees first begin to get very thick.
При этом все они, словно сговорившись, убеждали меня не обращать внимания на полоумные россказни старого Эми Пирса.
It was a fearsomely ancient place, and had begun to exude the faint miasmal odour which clings about houses that have stood too long.
Это поразительное единодушие как раз и послужило причиной тому, что на следующее утро, порасспросив дорогу у случайных прохожих, я стоял у дверей полуразвалившегося коттеджа, в котором обитал местный сумасшедший.
Only with persistent knocking could I rouse the aged man, and when he shuffled timidly to the door I could tell he was not glad to see me.
Пришлось изрядно поколотить в дверь, прежде чем старик поднялся открыть мне, и по тому, как медлительна была его шаркающая походка, я понял, что он далеко не обрадован моему посещению.
He was not so feeble as I had expected; but his eyes drooped in a curious way, and his unkempt clothing and white beard made him seem very worn and dismal. Not knowing just how he could best be launched on his tales, I feigned a matter of business; told him of my surveying, and asked vague questions about the district.
Не зная, как лучше подступиться к старику, я притворился, что мой визит носит чисто деловой характер, и принялся рассказывать о цели своих изысканий, попутно вставляя вопросы, касающиеся характера местности.
He was far brighter and more educated than I had been led to think, and before I knew it had grasped quite as much of the subject as any man I had talked with in Arkham.
Мое невысокое мнение о его умственных способностях, сложившееся из разговоров с городскими обывателями, также оказалось неверным — он был достаточно сметлив и образован для того, чтобы мгновенно уяснить себе суть дела не хуже любого другого аркхэмца.
He was not like other rustics I had known in the sections where reservoirs were to be. From him there were no protests at the miles of old wood and farmland to be blotted out, though perhaps there would have been had not his home lain outside the bounds of the future lake.
Однако он вовсе не походил на обычного фермера, каких я немало встречал в районах, предназначенных под затопление.
Relief was all that he showed; relief at the doom of the dark ancient valleys through which he had roamed all his life.
Единственным чувством, отразившимся на его лице, было чувство облегчения, как будто он только и желал, чтобы мрачные вековые долины, где прошла его жизнь, исчезли навсегда.
They were better under water now—better under water since the strange days.
"Конечно, их лучше затопить, мистер, а еще лучше — если бы их затопили тогда, сразу же после «страшных дней».