MASTER JOHANNES WACHT / Мастер Иоганн Вахт
At the time when people in the beautiful and pleasant town of Bamberg lived, according to the well-known saying, well, i.e.
В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.
, under the crook, namely in the end of the previous century, there was also one inhabitant, a man belonging to the burgher class, who might be called in every respect both singular and eminent His name was Johannes Wacht, and his trade was that of a carpenter.
В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.
Nature, in weighing and definitely determining her children's destinies, pursues her own dark inscrutable path.
Природа, обдумывая и определяя судьбу своих детей, идет собственными, скрытыми и неисповедимыми путями, и то, что нам кажется удобным случаем, а на будничном языке заурядного миросозерцания величается истинным призванием, в ее глазах есть не более, как глупая забава неразумных ребят, считающих себя мудрецами.
and all that is claimed by convenience, and by the opinions and considerations which prevail in man's narrow existence, as determining factors in settling the true tendency of every man's self..
Дальше увидим, что этот разумный человек, имевший такие здравые и правильные взгляды на все остальные человеческие отношения, в этом пункте впадал в грубейшую ошибку, наравне с простонародьем.
Nature regards as nothing more than the pert play of deluded children imagining themselves to be wise.
Природа, обдумывая и определяя судьбу своих детей, идет собственными, скрытыми и неисповедимыми путями, и то, что нам кажется удобным случаем, а на будничном языке заурядного миросозерцания величается истинным призванием, в ее глазах есть не более, как глупая забава неразумных ребят, считающих себя мудрецами.
But short-sighted man often finds an insuperable irony in the contradiction between the conviction of his own mind and the mysterious ordering of this inscrutable Power, who first nourished and fed him at her maternal bosom and then deserted him. and this irony fills him with terror and awe, since it threatens to annihilate his own self.
Однако ж близорукий человек часто находит безбожную иронию в противоречии между своими убеждениями и таинственной деятельностью той неисповедимой силы, которая сначала взлелеяла его на своей материнской груди, а потом покинула, и эта ирония наполняет его страхом и ужасом, потому что грозит уничтожить его личность.
The mother of Life does not choose for her favourites either the palaces of the great or the state-apartments of princes.
Не царские дворцы и не княжеские роскошные палаты выбирает мать всего живущего для своих любимцев.
And so she made our Johannes, who, as the kindly reader will soon learn, might be called one of her most richly endowed favourites, first see the light of the world on a wretched heap of straw, in the workshop of an impoverished master turner in Augsburg.
так и наш Иоганн, – благосклонный читатель впоследствии узнает, что он поистине был одним из любимейших ее избранников, – так и наш Иоганн впервые увидел свет божий на жалкой соломенной подстилке, в мастерской обедневшего точильщика, в городе Аугсбурге..
His mother died of want and from suffering soon after the child's birth, and his father followed her after the lapse of a few months.
Вскоре после его рождения мать скончалась от горя и лишений, а через несколько месяцев вслед за ней умер и отец.
The town government had to take charge of the helpless boy.
Городской совет принужден был взять на себя воспитание осиротевшего мальчика.
and when the Council's master carpenter, a well-to-do, respectable man, who found in the child's face, notwithstanding that it was pinched with hunger, certain traits which pleased him,—when he would not suffer the boy to be lodged in a public institution, but took him into his own house, in order to bring him up along with his own children, then there dawned upon Johannes his first genial ray of sunshine, heralding a happier lot in the future.
но первый луч того счастья, которое в последующей жизни сопровождало ребенка, блеснул для него в ту минуту, когда старшина плотничьего цеха, почтенный и добрый человек, воспротивился помещению в общественный приют мальчика, в чертах лица которого, невзирая на его худобу и крайнее истощение, он нашел что-то особенно приятное; он взял его к себе в дом и воспитал наравне со своими детьми.
In an incredibly short space of time the boy's frame developed, so that it was difficult to believe that the little insignificant creature in the cradle had really been the shapeless colourless chrysalis out of which this pretty, living, golden-locked boy had proceeded, like a beautiful butterfly.
В короткое время младенец так расцвел, что трудно было признать в нем хилое и невзрачное существо, первоначально положенное в колыбельку. подобно хорошенькому мотыльку, образующемуся из бесцветной и бесформенной куколки, он скоро превратился в веселого, резвого и поразительно красивого мальчика с золотистыми кудрями..
But—what seemed of more importance—along with this pleasing grace of physical form the boy soon displayed such eminent intellectual faculties as astonished both his foster-father and his teachers.
Но еще важнее внешней привлекательности казалось быстрое развитие его умственных способностей, приводивших в изумление как приемного отца, так и учителей.
Johannes grew up in a workshop which sent forth some of the best and highest work that mechanical skill was able to produce, since the master carpenter to the Council was constantly engaged upon the most important buildings.
Так как воспитатель его был искусный мастер плотничьего дела и постоянно получал заказы на самые важные постройки в городе, Иоганн подрастал в такой мастерской, где вырабатывались лишь совершенные образцы изделий этого ремесла.
No wonder, therefore, that the child's mind, which caught up everything with such keen clear perception, should be excited thereby, and should feel all his heart drawn towards a trade the deeper significance of which, in so far as it was concerned with the material creation of great and bold ideas, he dimly felt deep down in his soul.
Не удивительно, что глубоко восприимчивый мальчик, с ранних лет воспитанный на таких образцах, чувствовал живейшее влечение к делу, целям которого, насколько оно стремится к возвышенному и смелому, он сочувствовал от всей души.
The joy that this bent of the orphan's mind occasioned his foster-father may well be conceived.
Можно себе представить, как подобное направление в мальчике было по сердцу его воспитателю.
and hence he felt persuaded to teach the boy all practical matters himself with great care and attention, and furthermore, when he had grown into a youth, to have him instructed by the cleverest masters in all the higher branches of knowledge connected with the trade, both theoretical and practical, such as, for instance, drawing, architecture, mechanics, &c.
по этой причине он счел своим долгом лично обучать его практическим приемам ремесла, относясь к этим урокам с должным вниманием и аккуратностью, а когда ребенок превратился в юношу, он позаботился приставить к нему наилучших преподавателей по всем предметам, касавшимся высших сторон его ремесла, то есть по рисованию, архитектуре, механике и т. д.
Our Johannes was four and twenty years of age when the old master carpenter died; and even at that time his foster-son was a thoroughly experienced and skilful journeyman in all branches of his craft, whose equal could not be found far and near.
Нашему Иоганну минуло двадцать четыре года, когда скончался старый плотник; в то время юноша достиг уже полного совершенства во всех отраслях своего дела и считался таким искусным и опытным подмастерьем, что далеко кругом не было ему равного.
At this period Johannes set out, along with his true and faithful comrade Engelbrecht, on the usual journeyman's 2 travels.
Как раз в эту пору пустился он в обычное странствие [1] вместе с закадычным своим другом, верным и преданным Энгельбрехтом.
Herewith you know, indulgent reader, all that it is needful to know about the youth of our worthy Wacht; and it only remains to tell you in a few words how it was that he came to settle in Bamberg and how he became master there.
Теперь, дорогой читатель, ты достаточно познакомился с ранней молодостью честного Вахта, и мне остается в кратких словах сообщить тебе, как случилось, что он поселился в Бамберге и попал в старшины плотничьего цеха.
After being on the travel for a pretty long time he happened to arrive at Bamberg on his way home along with his comrade Engelbrecht.
В то самое время, когда он, возвращаясь со своим товарищем Энгельбрехтом из долгих странствий домой, проходил через Бамберг, в этом городе производился капитальный ремонт епископского дворца.
and there they found the Bishop's palace undergoing thorough repair, and particularly on that side of it where the walls rose up to a great height out of a very narrow alley or court..
Нужно было, между прочим, заменить на крыше старые стропила новыми и для этого поднять на самую вершину здания огромные и чрезвычайно тяжелые брусья, а поднимать их приходилось с той стороны здания, где стены его отвесно спускались в узкий переулок.
Here an entirely new roof was to be put up, of very great and very heavy beams; and they wanted a machine, which, whilst taking up the least possible room, would possess sufficient concentration of power to raise the heavy weights up to the required height.
Предстояло выдумать такую машину, которая, занимая возможно меньше места, могла бы одной своей силой поднимать самые тяжелые грузы.
The Prince-bishop's builder, who knew how to calculate to a nicety how Trajan's Column in Rome had been made to stand, and also knew the hundred or more mistakes that had been made which he should never have laid himself open to the reproach of committing, had indeed constructed a machine—a sort of crane—which was very nice to look at, and was praised by everybody as a masterpiece of mechanical skill.
Княжеский архитектор, умевший по пальцам высчитать, каким образом в Риме устанавливали Троянову колонну и сколько при этом сделано было ошибок и упущений, которых он никогда бы не совершил, действительно поставил машину, нечто вроде журавля, очень красивого на вид и всеми зрителями признанного верхом совершенства в своем роде.
but when the men tried to set the thing agoing, it turned out that the Herr builder had calculated upon downright Samsons and Herculeses..
Когда же люди стали пускать машину в ход, оказалось, что господин архитектор рассчитывал иметь дело с артелью Геркулесов и Самсонов.
The wheels creaked and squeaked horribly; the huge beams which were hooked on to the crane did not budge an inch.
Колеса отчаянно заскрипели, тяжелые балки, зацепленные прибором, не трогались с места, а рабочие, с которых пот катился градом, объявили, что скорее согласны таскать голландские мачты вверх по крутым лестницам, нежели понапрасну надрываться, тратя свои силы на такой бесполезной машине.
the men declared, whilst shaking the sweat from their brows, that they would much sooner carry ships' mainmasts up steep stairs than strain themselves in this way, and waste all their best strength in vain over such a machine; and there matters remained.
На том и стало дело.
Standing at some distance, Wacht and Engelbrecht looked on at what they were doing, or rather, not doing; and it is possible that Wacht may have smiled just a little at the builder's want of knowledge.
Стоя в некотором отдалении, Вахт и Энгельбрехт смотрели на действие или, лучше сказать, бездействие механизма, и возможно, что Вахт слегка посмеялся над невежественностью архитектора.
A grey-headed old foreman, recognising the strangers' handicraft from their clothing, stepped up to them without more ado, and asked Wacht if he understood how to manage the machine any better since he looked so cunning about it. "Ah, well!"
Один из мастеров, седой старик, по платью юношей угадал в них собратьев по ремеслу.
replied Wacht, without being in the least disconcerted, "ah well.
Он без церемонии подошел к ним и спросил Вахта, уж не лучше ли он понимает дело, если позволяет себе судить их.
it's a doubtful point whether I know better, for every fool thinks he understands everything better than anybody else.
– Ну, – возразил Вахт не смущаясь, – что до лучшего понимания, то мы, пожалуй, о нем не будем говорить, потому что нет дурака, который не воображал бы, что все понимает лучше всех.
but I can't help wondering that in this part of the country you don't seem to be acquainted with a certain simple contrivance, which would easily perform all that the Herr Builder yonder is vainly tormenting his men to accomplish.".
а только я дивлюсь, что в здешней стороне еще не знают простого приспособления, с большою легкостью производящего ту работу, из-за которой господин архитектор только даром измучил народ.
The young man's bold answer nettled the grey-haired old foreman not a little; he turned away muttering to himself. and very soon it was known to them all that a young stranger, a carpenter's journeyman, had laughed the builder together with his machine to scorn, and boasted that he was acquainted with a more serviceable contrivance..
Старого мастера раздосадовал задорный ответ молодого человека, он, сердито ворча, отвернулся, и вскоре всем стало известно, что в толпе зрителей появился какой-то молодой иногородний плотник, который поднимает на смех архитектора с его машиной и похваляется, будто знает гораздо лучший способ произвести ту же работу.
As is usually the case, nobody paid any heed to it. but the worthy builder as well as the honourable guild of carpenters in Bamberg were of opinion that the stranger had not, it was to be presumed, devoured up all the wisdom of the world, nor would he presume to dictate to and teach old and experienced masters..
Как водится, никто не обратил на это внимания; только почтенный архитектор да цеховые плотничьи мастера города Бамберга разобиделись и выразили такое мнение, что «вряд ли этот пришлый ремесленник успел проглотить всю мудрость на свете и напрасно он суется учить людей постарше да почище себя».
"Now do you see, Johannes," said Engelbrecht to his comrade, "now do you see how your rash boldness has again provoked against you the people whom we must meet as comrades of the craft?"
– Ну, вот видишь, – сказал Энгельбрехт своему товарищу, – напрасно ты так бойко ответил, Иоганн: вместо того чтобы приветствовать этих людей, наших собратьев по ремеслу, ты восстановил их против себя.
"Who can, who may look on quietly," replied Johannes, whilst his eyes flashed, "when the poor labourers—I'm sure they're to be pitied— are tormented so and made to work beyond all reason, and that all to no purpose.
– Эх, – отвечал Иоганн, сверкнув глазами, – разве можно равнодушно смотреть, когда бедный, забитый рабочий народ без толку заставляют напрягать силы и мучат его понапрасну?
And who knows whether my rash boldness may not, after all, have beneficial consequences?"
Погоди еще, может быть, мой бойкий ответ вызовет благотворные последствия.
And it really turned out to be so.
Так оно и случилось.
One single individual, of such pre-eminent intellectual capacity that no gleam of knowledge, however fugitive it might be, ever escaped his keen penetration, attached a quite different importance to the youth's words from what the rest did, for the builder had reported them to him as the presumptuous saying of a young fledgling carpenter.
Нашелся один человек такого выдающегося ума, что от его зоркого глаза не ускользала ни малейшая, случайно мелькнувшая искорка. на него совершенно иное впечатление, нежели на всех остальных, произвели слова юноши, переданные ему самим архитектором, под видом «пустой похвальбы какого-то дерзкого выскочки»..
This man was the Prince-bishop himself.
Этим умным человеком был сам князь-епископ.
He had the young man summoned to his presence, that he might inquire further into the import of his words, and was not a little astonished both at his appearance and at his general bearing and character.
Он приказал позвать к себе юношу, чтобы расспросить его подробнее насчет высказанного им замечания, и был чрезвычайно поражен как внешностью, так и манерами молодого человека.
My kindly reader ought to know what this astonishment was due to, and now is the time to tell him something more about Johannes Wacht's exterior and Johannes Wacht's mind and thoughts.
Следует объяснить благосклонному читателю, почему епископ так удивился, и здесь уместно будет поговорить обстоятельнее о наружности и внутренних качествах Иоганна Вахта.
As far as his face and figure were concerned, he might justly be called a remarkably handsome young fellow, and yet his noble features and majestic stature did not attain to full perfection until after he had reached a riper manhood.
И лицом и осанкой Иоганн был необыкновенно красивый юноша, но лишь в годы зрелого мужества его благородные черты и высокая фигура достигли полного развития.
Æsthetic canons of the cathedral credited Johannes with having the head of an old Roman. a younger member of the same fraternity, who even in the severest winter was in the habit of going about dressed in black silk, and who had read Schiller's Fiesko , maintained, on the contrary, that Johannes Wacht was Verrina 3 in the flesh.
Каноники, мерявшие все старинной меркой, говорили, что у Иоганна голова древнего римлянина, а один молодой аббат, круглый год, даже в сильнейшие морозы, ходивший в черной шелковой рясе и успевший прочесть Шиллерову драму «Фиеско», утверждал, что Иоганн Вахт – живой портрет Веррины [2] .
But the mysterious charm by means of which many highly-gifted men are enabled to win at once the confidence of those whom they approach does not consist in beauty and grace of external form alone.
Но не красота, не одна внешняя привлекательность производят то таинственное очарование, с помощью которого многие высокодаровитые люди с первого взгляда пленяют всякого человека.
We in a certain sense feel their superiority; yet this feeling is by no means an oppressive feeling as might be imagined; but, whilst elevating the spirit, it also excites a certain kind of mental comfort that does us an incalculable amount of good.
Чувствуешь до некоторой степени их превосходство; но это чувство нисколько не тягостно, а, наоборот, возвышает дух и наполняет все существо наше каким-то особым довольством.
All the factors of the physical and intellectual organism are united into a whole by the most perfect harmony, so that the contact with the superior soul is like a pure strain of music; it suffers no discord.
Полнейшая гармония связывает все стороны физического и духовного организма в одно целое, так что получается общее впечатление полноты и чистоты, точно все слито в стройный музыкальный аккорд.
This harmony creates that inimitable deportment, that—one might almost say—comfort in the slightest movements, through which the consciousness of true human dignity is proclaimed.
Такая гармония создает то неподражаемое благородство осанки, ту, так сказать, свободу малейшего телодвижения, в которых выражается сознание истинного человеческого достоинства.
This deportment can be taught by no dancing- master, by no Prince's tutor; and well and rightly does it deserve its proper name of the distinguished deportment, since it is stamped as such by Nature herself.
Этому благородству, этому высшему благоприличию не научит никакой танцмейстер, ни один придворный сановник, и потому следовало бы считать его, по справедливости, настоящим признаком благородства, так как оно дается лишь самою природой, в виде особого отпечатка.
Here need only be added that Master Wacht, unflinchingly constant in generosity, truth, and faithfulness to his burgher standing, became as the years went on ever more a man of the people.
Остается прибавить, что наш мастер Вахт, непоколебимый в своей честности, верности и возвышенном гражданском чувстве, с каждым годом становился все более сторонником простого народа.