The City of the Gone Away/Город Почивших
THE CITY OF THE GONE AWAY.
Город Почивших.
I was born of poor because honest parents, and until I was twenty- three years old never knew the possibilities of happiness latent in another person's coin.
Я родился от честных, а потому бедных родителей и до двадцати трех лет не имел ни малейшего понятия о том, сколько счастливых возможностей таится для человека в деньгах его ближнего.
At that time Providence threw me into a deep sleep and revealed to me in a dream the folly of labor.
Но когда я достиг этого возраста, провидение явило мне сон и раскрыло предо мною всю бессмысленность честного труда.
"Behold," said a vision of a holy hermit, "the poverty and squalor of your lot and listen to the teachings of nature.
— Взгляни на скудость и убожество своего жребия и внимай урокам природы, — сказал привидевшийся мне святой отшельник.
You rise in the morning from your pallet of straw and go forth to your daily labor in the fields.
— По утрам ты встаешь со своей соломенной подстилки и идешь на поля, чтобы вновь предаться ежедневным трудам.
The flowers nod their heads in friendly salutation as you pass.
По пути головки цветов дружески кивают тебе.
The lark greets you with a burst of song.
Жаворонок приветствует тебя звонкой песней.
The early sun sheds his temperate beams upon you, and from the dewy grass you inhale an atmosphere cool and grateful to your lungs.
Утреннее солнце согревает тебя нежаркими лучами, и ты вдыхаешь струящийся от росистых трав прохладный воздух, столь благодатный для легких.
All nature seems to salute you with the joy of a generous servant welcoming a faithful master.
Кажется, будто вся природа радостно встречает тебя, как верная служанка своего доброго хозяина.
You are in harmony with her gentlest mood and your soul sings within you.
Нежнейшие ее звучания находят в тебе отклик, и в душе твоей все поет.
You begin your daily task at the plow, hopeful that the noonday will fulfill the promise of the morn, maturing the charms of the landscape and confirming its benediction upon your spirit.
Ты берешься за плуг в надежде, что чудесное утро предвещает еще более чудесный день, когда в полном блеске предстанет пред тобою красота природы и вызванное ею отрадное чувство упрочится, в твоем сердце.
You follow the plow until fatigue invokes repose, and seating yourself upon the earth at the end of your furrow you expect to enjoy in fulness the delights of which you did but taste.
Ты идешь за плугом, пока усталость не заставит тебя сделать передышку, а затем садишься в конце борозды, предполагая всецело насладиться блаженством, которое тебе лишь едва-едва удалось вкусить поутру.
"Alas! the sun has climbed into a brazen sky and his beams are become a torrent.
Но, увы! Солнце стоит высоко в раскаленном небе, посылая на землю целые потоки жарких лучей.
The flowers have closed their petals, confining their perfume and denying their colors to the eye.
Цветы сомкнули лепестки, оберегая свой аромат и скрыв от постороннего взора яркость своих красок.
Coolness no longer exhales from the grass: the dew has vanished and the dry surface of the fields repeats the fierce heat of the sky.
От трав уже не струится прохлада; роса исчезла, и пересохшие поля, так же как и небо, пышут свирепым жаром.
No longer the birds of heaven salute you with melody, but the jay harshly upbraids you from the edge of the copse.
Птицы больше не приветствуют тебя своими руладами, и лишь сойка на опушке рощи хрипло бранит тебя за что-то.
Unhappy man! all the gentle and healing ministrations of nature are denied you in punishment of your sin.
Несчастный! Природа лишила тебя своего нежного и врачующего участия в наказании за твой грех.
You have broken the First Commandment of the Natural Decalogue: you have labored!".
Ты нарушил первую из ее десяти заповедей: ты трудился!
Awakening from my dream, I collected my few belongings, bade adieu to my erring parents and departed out of that land, pausing at the grave of my grandfather, who had been a priest, to take an oath that never again, Heaven helping me, would I earn an honest penny.
Пробудившись от этого сна, я собрал свои немногочисленные пожитки, сказал «прости» заблудшим моим родителям и покинул страну, задержавшись лишь ненадолго у могилы своего деда- священника, чтобы принести там торжественную клятву, что отныне ни единого пенни не заработаю честным трудом, и да поможет мне бог!
How long I traveled I know not, but I came at last to a great city by the sea, where I set up as a physician.
Не помню, долго ли я странствовал, но в конце концов очутился в большом городе у моря и сделался там врачом.
The name of that place I do not now remember, for such were my activity and renown in my new profession that the Aldermen, moved by pressure of public opinion, altered it, and thenceforth the place was known as the City of the Gone Away.
Я теперь уже не помню, как назывался этот город до того, как я туда приехал. Мои успехи и популярность на новом поприще были столь велики, что олдермены, по настоянию сограждан, вынуждены были дать городу новое название, и он стал именоваться «Городом Почивших».
It is needless to say that I had no knowledge of medicine, but by securing the service of an eminent forger I obtained a diploma purporting to have been granted by the Royal Quackery of Charlatanic Empiricism at Hoodos, which, framed in immortelles and suspended by a bit of crêpe to a willow in front of my office, attracted the ailing in great numbers.
Нет нужды упоминать, что я отнюдь не обладал какими-либо познаниями в медицине. Но с помощью видного специалиста по подделке документов я приобрел диплом, якобы выданный мне Королевским Обществом Знахарей и Шарлатанов города Идол-сити.
In connection with my dispensary I conducted one of the largest undertaking establishments ever known, and as soon as my means permitted, purchased a wide tract of land and made it into a cemetery.
Этот диплом в рамке из бессмертника был подвешен на креповой ленточке к плакучей иве, растущей против моей приемной, и привлекал к себе толпы страждущих. Я основал также чрезвычайно крупный похоронный комбинат, тесно связанный с моей врачебной практикой.
I owned also some very profitable marble works on one side of the gateway to the cemetery, and on the other an extensive flower garden.
Как только мне позволили средства, я купил большой участок земли и устроил на нем кладбище, по одну сторону которого находилась моя мастерская мраморных памятников, а по другую — обширное цветоводство.
My Mourner's Emporium was patronized by the beauty, fashion and sorrow of the city.
Кокетство, мода и скорбь поставляли покупателей в мой универсальный магазин «Все для скорбящих».
In short, I was in a very prosperous way of business, and within a year was able to send for my parents and establish my old father very comfortably as a receiver of stolen goods—an act which I confess was saved from the reproach of filial gratitude only by my exaction of all the profits.
Словом, дела мои процветали, и уже через год я смог выписать своих родителей и устроить старого отца на прекрасную должность скупщика краденых вещей. Поступок этот никак нельзя было счесть постыдным актом сыновней признательности, потому что я вытягивал у старика все доходы.
But the vicissitudes of fortune are avoidable only by practice of the sternest indigence: human foresight cannot provide against the envy of the gods and the tireless machinations of Fate.
Но, к сожалению, лишь крайняя бедность может гарантировать нас от превратностей судьбы; человек не в состоянии уберечь себя от зависти богов и бесконечных козней фортуны.
The widening circle of prosperity grows weaker as it spreads until the antagonistic forces which it has pushed back are made powerful by compression to resist and finally overwhelm.
Богатство, разрастаясь вширь, теряет свою мощь, в то время как антагонистические силы, которых оно оттесняет, накапливают энергию по закону упругости и, в конце концов, наносят сокрушительный ответный удар.
So great grew the renown of my skill in medicine that patients were brought to me from all the four quarters of the globe.
Слава о моем врачебном искусстве все росла, и ко мне стали привозить пациентов со всех концов земного шара.
Burdensome invalids whose tardiness in dying was a perpetual grief to their friends; wealthy testators whose legatees were desirous to come by their own; superfluous children of penitent parents and dependent parents of frugal children; wives of husbands ambitious to remarry and husbands of wives without standing in the courts of divorce—these and all conceivable classes of the surplus population were conducted to my dispensary in the City of the Gone Away.
Лежачие больные, чье упорное отлынивание от смерти служило постоянным источником огорчения для их друзей; богатые завещатели, чьи наследники жаждали получить свои кровные денежки; нежеланные отпрыски раскаявшихся в своем грехе родителей и родители, находящиеся на иждивении у расчетливых детей; супруги, задумавшие вступить в новый брак и при этом избежать бракоразводного процесса — все эти и многие другие разновидности избыточного населения препровождались в мою клинику в Городе Почивших.
They came in incalculable multitudes.
Прибывало их бесчисленное множество.
Government agents brought me caravans of orphans, paupers, lunatics and all who had become a public charge.
Правительственные чиновники привозили ко мне целые караваны сирот, бедняков, умалишенных, — в общем, всех тех, кто стал обузой для общества.
My skill in curing orphanism and pauperism was particularly acknowledged by a grateful parliament.
Мое искусство в исцелении пауперизма и орфанизма [12]. было особо отмечено благодарным парламентом.
Naturally, all this promoted the public prosperity, for although I got the greater part of the money that strangers expended in the city, the rest went into the channels of trade, and I was myself a liberal investor, purchaser and employer, and a patron of the arts and sciences.
Естественно, все это способствовало процветанию моих сограждан, так как, хотя прибывающие в город чужеземцы большую часть денег оставляли мне, все же благодаря им очень оживилась торговля, в которую я и сам вкладывал немалые суммы. Я был крупным предпринимателем, а также покровителем наук и искусств.
The City of the Gone Away grew so rapidly that in a few years it had inclosed my cemetery, despite its own constant growth.
Город Почивших так быстро разрастался, что через несколько лет мое кладбище, которое и само необыкновенно расширилось, вошло в пределы города.
In that fact lay the lion that rent me.
Вот тут-то и таилась моя погибель.
The Aldermen declared my cemetery a public evil and decided to take it from me, remove the bodies to another place and make a park of it.
Олдермены объявили мое кладбище общественным злом и постановили отнять его у меня, тела перенести в другое место, а там разбить парк.
I was to be paid for it and could easily bribe the appraisers to fix a high price, but for a reason which will appear the decision gave me little joy.
Конечно, мне должны были возместить стоимость кладбища, и, с легкостью подкупив оценщиков, я смог бы сорвать за него изрядный куш. Но по одной причине, которая станет ясна позднее, решение олдерменов мало меня радовало.
It was in vain that I protested against the sacrilege of disturbing the holy dead, although this was a powerful appeal, for in that land the dead are held in religious veneration.
Все мои протесты против кощунственного нарушения покоя умерших оказались напрасными. А между тем это был веский аргумент, так как в той стране мертвецы служат предметом религиозного поклонения.
Temples are built in their honor and a separate priesthood maintained at the public expense, whose only duty is performance of memorial services of the most solemn and touching kind.
В их честь воздвигаются храмы, и на государственном обеспечении содержится особая категория священнослужителей специально для отправления заупокойных служб, всегда очень трогательных и торжественных.
On four days in the year there is a Festival of the Good, as it is called, when all the people lay by their work or business and, headed by the priests, march in procession through the cemeteries, adorning the graves and praying in the temples.
Ежегодно, в течение четырех дней здесь отмечают «Праздник Усопших». Люди, оставив все свои дела, огромной процессией во главе со священниками проходят по кладбищам, украшая могилы и вознося молитвы в храмах.
However bad a man's life may be, it is believed that when dead he enters into a state of eternal and inexpressible happiness.
В этой стране существует поверье, что, как бы ни грешил человек при жизни, скончавшись, он обретет вечное и невыразимое блаженство.
To signify a doubt of this is an offense punishable by death.
Всякое сомнение в этом рассматривают как тяжкое преступление и карают смертью.
To deny burial to the dead, or to exhume a buried body, except under sanction of law by special dispensation and with solemn ceremony, is a crime having no stated penalty because no one has ever had the hardihood to commit it.
Вырыть погребенное тело или отказаться похоронить умершего считается страшным злодеянием, и для него даже не предусмотрено кары, потому что никто никогда еще не осмеливался его совершить. Согласно закону, эксгумация трупов производится лишь по особому разрешению и сопровождается торжественной церемонией.
All these considerations were in my favor, yet so well assured were the people and their civic officers that my cemetery was injurious to the public health that it was condemned and appraised, and with terror in my heart I received three times its value and began to settle up my affairs with all speed.
Все это как будто говорило в мою пользу, однако жители города и власти были так твердо убеждены в пагубном влиянии моего кладбища на их здоровье, что, в конце концов, его отобрали у меня, предварительно определив стоимость. С трудом подавив тайный ужас и получив за кладбище сумму, втрое превышавшую его истинную цену, я лихорадочно стал сворачивать свои дела.
A week later was the day appointed for the formal inauguration of the ceremony of removing the bodies.
Неделю спустя наступил день, назначенный для торжественного обряда перенесения трупов.
The day was fine and the entire population of the city and surrounding country was present at the imposing religious rites.
Погода была прекрасная, и все население города и окрестностей собралось, чтобы присутствовать при этой величественной религиозной церемонии.
These were directed by the mortuary priesthood in full canonicals.
Весь ритуал выполнялся под руководством священнослужителей в погребальном облачении.
There was propitiatory sacrifice in the Temples of the Once, followed by a processional pageant of great splendor, ending at the cemetery.
Состоялось искупительное жертвоприношение в Храмах Усопших, а затем грандиозная процессия двинулась к кладбищу.
The Great Mayor in his robe of state led the procession.
Возглавлял процессию сам Великий Мэр в парадной мантии и с золотой лопатой в руках.