The Man Who Could Work Miracles / Чудотворец
THE MAN WHO COULD WORK MIRACLES.
— воскликнул мистер Фодерингей.
A PANTOUM IN PROSE.
Она ведь колючая!
It is doubtful whether the gift was innate.
Герберт Уэллс ЧУДОТВОРЕЦ Весьма сомнительно, чтобы этот дар был врожденным.
For my own part, I think it came to him suddenly.
Лично я считаю, что он появился у него неожиданно.
Indeed, until he was thirty he was a sceptic, and did not believe in miraculous powers.
Ведь до тридцати лет этот человек был заядлым скептиком и не верил в чудотворные силы.
And here, since it is the most convenient place, I must mention that he was a little man, and had eyes of a hot brown, very erect red hair, a moustache with ends that he twisted up, and freckles.
А теперь, за неимением более подходящего места, я упомяну здесь, что рост у него был маленький, глаза карие, а волосы рыжие и вихрастые; кроме того, он обладал усами, которые закручивал вверх, и большим количеством веснушек.
His name was George McWhirter Fotheringay—not the sort of name by any means to lead to any expectation of miracles—and he was clerk at Gomshott's.
Его звали Джордж Макуиртер Фодерингей — имя отнюдь не из тех, которые сулят чудеса, — он служил клерком в конторе Гомшотта.
He was greatly addicted to assertive argument. It was while he was asserting the impossibility of miracles that he had his first intimation of his extraordinary powers.
Он очень любил по всякому поводу доказывать свою правоту, и его необычайный дар обнаружился именно в тот момент, когда он категорически заявил, что чудеса невозможны.
This particular argument was being held in the bar of the Long Dragon, and Toddy Beamish was conducting the opposition by a monotonous but effective "So you say," that drove Mr. Fotheringay to the very limit of his patience.
Этот спор завязался в баре «Длинного Дракона», и оппонент мистера Фодерингея, Тодди Бимиш, парировал все его аргументы довольно однообразным, но весьма действенным утверждением: «Это по-вашему так», — чем совсем вывел его из себя.
There were present, besides these two, a very dusty cyclist, landlord Cox, and Miss Maybridge, the perfectly respectable and rather portly barmaid of the Dragon.
Кроме них двоих, в баре были запыленный велосипедист, хозяин заведения Кокс и мисс Мейбридж — в высшей степени порядочная и весьма корпулентная буфетчица «Дракона».
Miss Maybridge was standing with her back to Mr. Fotheringay, washing glasses; the others were watching him, more or less amused by the present ineffectiveness of the assertive method.
Мисс Мейбридж стояла спиной к мистеру Фодерингею и мыла стаканы. Остальные же смотрели на него, забавляясь тщетностью его попыток доказать свою правоту.
Goaded by the Torres Vedras tactics of Mr. Beamish, Mr. Fotheringay determined to make an unusual rhetorical effort.
Доведенный до белого каления торрес-ведрасской тактикой[1 - Тактика, применявшаяся англо-португальскими войсками у города Торрес-Ведраса в 1810 году.] мистера Бимиша, мистер Фодерингей пустил в ход все свое красноречие.
"Looky here, Mr. Beamish," said Mr. Fotheringay.
— Послушайте-ка, мистер Бимиш, — сказал он.
"Let us clearly understand what a miracle is.
— Давайте разберемся, что такое чудо.
It's something contrariwise to the course of nature, done by power of will, something what couldn't happen without being specially willed."
Это нечто не совместимое с законами природы и произведенное усилием воли, нечто такое, что не могло бы произойти, если бы кто-то не сделал подобного усилия.
"So you say," said Mr. Beamish, repulsing him.
— Это по-вашему так, — сказал мистер Бимиш победоносно.
Mr. Fotheringay appealed to the cyclist, who had hitherto been a silent auditor, and received his assent—given with a hesitating cough and a glance at Mr. Beamish.
Мистер Фодерингей воззвал к велосипедисту, который до сих пор слушал молча, но теперь выразил свое согласие, смущенно кашлянув и взглянув на мистера Бимиша.
The landlord would express no opinion, and Mr. Fotheringay, returning to Mr. Beamish, received the unexpected concession of a qualified assent to his definition of a miracle.
Хозяин отказался высказать свое мнение, но когда мистер Фодерингей вновь повернулся к мистеру Бимишу, тот неожиданно согласился с таким определением чуда, хотя и со значительными оговорками.
"For instance," said Mr. Fotheringay, greatly encouraged. "Here would be a miracle. That lamp, in the natural course of nature, couldn't burn like that upsy-down, could it, Beamish?"
— Например, — сказал, воспрянув духом, мистер Фодерингей, — чудом было бы следующее: вот та лампа, согласно законам природы, не может гореть, если ее перевернуть вверх дном, не так ли, Бимиш?
"You say it couldn't," said Beamish.
— Это по-вашему не может, — ответил Бимиш.
"And you?"
— А по-вашему как?
said Fotheringay.
— воскликнул Фодерингей.
"You don't mean to say—eh?" "No," said Beamish reluctantly. "No, it couldn't."
— Значит, по-вашему она… — Да, — неохотно согласился Бимиш, — не может.
"Very well," said Mr. Fotheringay.
— Отлично, — продолжал мистер Фодерингей.
"Then here comes someone, as it might be me, along here, and stands as it might be here, and says to that lamp, as I might do, collecting all my will—Turn upsy-down without breaking, and go on burning steady, and—Hullo!"
— Допустим, кто-то приходит, ну хотя бы я, например, становится здесь и, собрав всю силу воли, говорит этой лампе, вот как я сейчас скажу: «Перевернись вверх дном, но не разбейся и продолжай гореть и…» Ой!
It was enough to make anyone say "Hullo!"
Тут было из-за чего воскликнуть «Ой!».
The impossible, the incredible, was visible to them all.
Невозможное, невероятное свершилось у всех на глазах.
The lamp hung inverted in the air, burning quietly with its flame pointing down.
Перевернувшись вверх дном, лампа повисла в воздухе и продолжала спокойно гореть, а ее пламя было обращено вниз.
It was as solid, as indisputable as ever a lamp was, the prosaic common lamp of the Long Dragon bar.
Это был факт столь же достоверный и неоспоримый, как и сама эта лампа, обыкновенная лампа в баре «Длинного Дракона».
Mr. Fotheringay stood with an extended forefinger and the knitted brows of one anticipating a catastrophic smash.
Мистер Фодерингей стоял, вытянув вперед указательный палец и сдвинув брови, как человек, ожидающий неизбежной катастрофы.
The cyclist, who was sitting next the lamp, ducked and jumped across the bar.
Велосипедист, который сидел ближе всех к лампе, пригнулся и перепрыгнул через стоику.
Everybody jumped, more or less.
Все повскакали с мест.
Miss Maybridge turned and screamed.
Мисс Мейбридж обернулась и взвизгнула.
For nearly three seconds the lamp remained still.
Около трех секунд лампа продолжала спокойно висеть.
A faint cry of mental distress came from Mr. Fotheringay.
Затем мистер Фодерингей испустил стон, исполненный мучительной тревоги:
"I can't keep it up," he said, "any longer."
— Я больше не могу удерживать ее!
He staggered back, and the inverted lamp suddenly flared, fell against the corner of the bar, bounced aside, smashed upon the floor, and went out.
Он попятился, перевернутая лампа выбросила язык пламени, стукнулась об угол стойки, отлетела в сторону, разбилась об пол и погасла.
It was lucky it had a metal receiver, or the whole place would have been in a blaze.
К счастью, резервуар у нее был металлический, иначе начался бы пожар.
Mr. Cox was the first to speak, and his remark, shorn of needless excrescences, was to the effect that Fotheringay was a fool.
Первым молчание нарушил мистер Кокс.
Fotheringay was beyond disputing even so fundamental a proposition as that!
Если отбросить излишнюю крепость выражении, смысл его слов сводился к тому, что Фодерингей дурак, но мистер Фодерингей находился в таком состоянии, что не стал оспаривать даже столь абсолютное утверждение.
He was astonished beyond measure at the thing that had occurred.
Он был слишком ошеломлен случившимся.
The subsequent conversation threw absolutely no light on the matter so far as Fotheringay was concerned; the general opinion not only followed Mr. Cox very closely but very vehemently.
Тут заговорили и другие, но не пролили света ни на суть дела, ни на роль в нем мистера Фодерингея. Общее мнение совпало с мнением мистера Кокса, но было выражено еще более бурно.
Everyone accused Fotheringay of a silly trick, and presented him to himself as a foolish destroyer of comfort and security.
Все обвиняли Фодерингея в глупой проделке и доказывали ему, что он легкомысленно нарушил покой окружающих и подверг их жизнь опасности.
His mind was in a tornado of perplexity, he was himself inclined to agree with them, and he made a remarkably ineffectual opposition to the proposal of his departure.
Мистер Фодерингей до того растерялся и смутился, что был готов с ними согласиться, и, когда ему предложили удалиться восвояси, он не оказал почти никакого сопротивления.
He went home flushed and heated, coat-collar crumpled, eyes smarting, and ears red.
Он брел домой, красный как рак; ворот его пиджака был измят, глаза щипало, уши пылали.
He watched each of the ten street lamps nervously as he passed it.
Он с беспокойством косился на каждый из десяти уличных фонарей, мимо которых ему пришлось пройти.
It was only when he found himself alone in his little bedroom in Church Row that he was able to grapple seriously with his memories of the occurrence, and ask, "What on earth happened?"
И только очутившись в уединении своей маленькой спальни на Черчроу, он наконец собрался с мыслями и, припомнив все обстоятельства вечера, спросил себя:
He had removed his coat and boots, and was sitting on the bed with his hands in his pockets repeating the text of his defence for the seventeenth time, "I didn't want the confounded thing to upset," when it occurred to him that at the precise moment he had said the commanding words he had inadvertently willed the thing he said, and that when he had seen the lamp in the air he had felt that it depended on him to maintain it there without being clear how this was to be done.
«Что же все-таки случилось?» К этому времени он уже снял пиджак и ботинки и теперь сидел на краю кровати, засунув руки в карманы, в семнадцатый раз повторяя свое оправдание: «Я же не хотел, чтобы эта проклятая лампа перевернулась!» Но тут он вспомнил, что, произнося слова команды, бессознательно пожелал, чтобы его приказ исполнился, и что потом, увидев лампу в воздухе, почувствовал, что поддерживать ее в таком положении должен тоже он, хотя и не понимал, каким образом.
He had not a particularly complex mind, or he might have stuck for a time at that "inadvertently willed," embracing, as it does, the abstrusest problems of voluntary action; but as it was, the idea came to him with a quite acceptable haziness.
Если бы мистер Фодерингей отличался философским складом ума, он непременно принялся бы размышлять над словами «бессознательно пожелал», поскольку они охватывают сложнейшие проблемы волевого акта. но он не был склонен к абстрактным размышлениям, и эта мысль была настолько смутной, что он принял ее безоговорочно..
And from that, following, as I must admit, no clear logical path, he came to the test of experiment.
Затем, опираясь на нее, он — как я должен признать, без особой логики — прибегнул к проверке опытом.