THE BURNING SECRET/ Жгучая тайна
THE BURNING SECRET.
Жгучая тайна.
CHAPTER PAGE.
Партнер.
For a moment the black coaches stood still in the silvery light of the uplands to eject a few vivid human figures and to swallow up others.
Черные вагоны на минуту останавливаются в серебристом высокогорном свете, несколько пассажиров входят, другие выходят, перекликаются сердитые голоса, и уже снова свистит впереди осипшая машина, увлекая за собой в пещеру туннеля черную громыхающую цепь.
Exacerbated voices called back and forth; then, with a puffing and a chugging and another shrill shriek, the dark train clattered into the opening of the tunnel, and once more the landscape stretched before the view unbroken in all its wide expanse, the background swept clean by the moist wind.
Опять вокруг расстилается чисто выметенный влажным ветром ясный, мирный ландшафт.
One of the arrivals, a young man pleasantly distinguished by his good dress and elastic walk, hurried ahead of the others and entered one of the hotel ’buses.
Один из прибывших – молодой человек, выгодно отличавшийся от других изяществом одежды и легкой, непринужденной походкой, обогнав всех остальных, первым нанял фиакр и поехал в гостиницу.
The horses took the steep road leisurely.
Лошади не спеша затрусили по крутой горной дороге.
Spring was in the air.
В воздухе чувствовалась весна.
Up in the sky floated the white shifting clouds of May and June, light, sportive young creatures, playfully coursing the blue path of heaven, suddenly dipping and hiding behind the mountains, embracing and running away, crumpling up like handkerchiefs, elongating into gauzy scarfs, and ending their play by roguishly perching white caps on the mountain tops.
В небе порхали облака, белые, резвые, какими они бывают только в мае и июне, когда, беспечные, юные, они мчатся, играя, по синей дороге, то прячутся за высокие горы, то обнимаются и убегают, то сжимаются в платочек, то разрываются на полоски и, наконец, дурачась, нахлобучивают белые шапки на вершины гор.
There was unrest below, too, in the wind, which shook the lean trees, still wet from the rain, and set their limbs a-groaning softly and brought down a thousand shining drops.
Не отставал от них и ветер: он так буйно раскачивал тощие, еще влажные после дождя деревья, что они похрустывали суставами и, словно искры, рассыпали тысячи капель.
Sometimes a cool breath of snow descended from the mountains, and then there was a feel in the air both balmy and cutting.
Порою с вершин доносился свежий запах снега, и тогда воздух становился одновременно и сладким и терпким.
All things in the atmosphere and on the earth were in motion and astir with the ferment of impatience.
Все на небе и на земле было полно движения и нетерпеливо бродивших сил.
The horses tossed their heads and snorted as they now trotted down a descent, the sound of their bells jingling far ahead of them.
Лошади, пофыркивая, весело бежали теперь под гору, далеко разносился звон их бубенцов.
On arriving at the hotel, the young man made straight for the registry and looked over the list of guests. He was disappointed.
В гостинице молодой человек первым делом просмотрел список приезжих, но тут же отложил его.
“What the deuce have I come here for?”.
«Зачем собственно я приехал сюда?
he thought in vexation.
– с досадой спросил он себя.
“Stuck ’way up here on top of the mountain all alone, no company; why it’s worse than the office.
– Сидеть тут на горе, без общества – это, право, хуже, чем в канцелярии.
I must have come either too early or too late.
Очевидно, я приехал не то слишком рано, не то слишком поздно.
I never do have luck with my holidays.
Вот всегда так – не везет с отпуском.
Not a single name do I know.
Ни одной знакомой фамилии не нашел.
If only there was a woman or two here to pick up a flirtation with, even a perfectly innocent one, if it must be, just to keep the week from being too utterly dismal”.
Хоть бы какие-нибудь женщины, на худой конец – маленький, невинный флирт, чтобы не проскучать всю неделю».
The young man, a baron not very high up in the country’s nobility, held a government position, and had secured this short vacation not because he required it particularly, but because his colleagues had all got a week off in spring and he saw no reason for making a present of his “week off” to the government.
Молодой человек – барон, принадлежавший к не слишком родовитой семье австрийской чиновной знати, – служил в правительственном учреждении; в отдыхе он не нуждался, но взял недельный отпуск потому, что все коллеги выхлопотали себе весенние каникулы, и он тоже пожелал воспользоваться этим правом.
Although not without inner resources, he was a thoroughly social being, his sociability being the very quality for which his friends liked him and for which he was welcomed in all circles.
Его нельзя было назвать пустым малым, но без общества он жить не мог; всеобщий любимец, повсюду принимаемый с распростертыми объятиями, он не переносил одиночества и отлично знал это.
He was quite conscious of his inability to stay by himself and had no inclination to meet himself, as it were, but rather avoided his own company, feeling not the least urge to become intimately acquainted with his own soul.
Не имея ни малейшей склонности оставаться наедине с самим собою, он по возможности избегал этих встреч, ибо отнюдь не стремился к более близкому знакомству со своей особой.
He knew he required contact with other human beings to kindle his talents and stir up the warmth and exuberance of his spirits. Alone he was like a match in a box, frosty and useless.
Он знал, что ему нужно соприкосновение с людьми, чтобы могли развернуться все его таланты – его любезность, его темперамент; в одиночестве он был холоден и бесполезен, как спичка в коробке.
He paced up and down the hall, completely out of sorts, stopping now and then irresolutely to turn the leaves of the magazines, or to glance at the newspapers, or to strike up a waltz on the piano in the music-room.
Он слонялся по пустому вестибюлю, то рассеянно перелистывал журналы, то заходил в гостиную, садился за рояль и наигрывал вальс, – но ритм ему не давался.
Finally he sat down in a sulk and watched the growing dusk and the gray mist steal in patches between the fir-trees.
Наконец, раздосадованный, он уселся у окна и стал смотреть, как медленно спускались сумерки и из-за сосен, клубясь, подымался седой туман.
After a long, vain, fretful hour he took refuge in the dining-room.
Так убил он, злясь и нервничая, целый час, потом отправила в столовую.
As yet only a few of the tables were occupied.
Там было занято всего несколько столиков; он быстро окинул их взором.
He took them in at a swift glance.
Тщетно!
No use.
Ни одного знакомого.
No one he knew, except—he responded to the greeting listlessly—a gentleman to whom he had spoken on the train, and farther off a familiar face from the metropolis. No one else.
Вон там – он небрежно ответил на поклон – берейтор с ипподрома да еще одно знакомое лицо с Рингштрассе – и больше никого.
Not a single woman to promise even a momentary adventure.
Ни одной женщины, никакой надежды хотя бы на мимолетное приключение.
He became more and more impatient and out of sorts.
Это еще больше обозлило его.
Being a young man favored with a handsome face, he was always prepared for a new experience. He was of the sort of men who are constantly on the lookout for an opportunity to plunge into an adventure for the sake of its novelty, yet whom nothing surprises because, forever lying in wait, they have calculated every possibility in advance.
Он принадлежал к числу тех молодых людей, которые благодаря своей красивой наружности пользуются успехом и всегда готовы к новым победам, всегда ищут новых приключений.
Such men never overlook any element of the erotic.
их ничто не смущает, ибо все заранее рассчитано, ни одна добыча не ускользнет от них.
The very first glance they cast at a woman is a probe into the sensual, a searching, impartial probe that knows no distinction between the wife of a friend or the maid who opens the door to her house.
уже первый взгляд, который они бросают на женщину, оценивает ее с этой стороны – будь то жена друга или ее горничная..
One rarely realizes, in using the ready-made word “woman-hunter”, which we toss in contempt at such men, how true the expression is and how much of faithful observation it implies.
Про таких людей часто говорят с презрительной усмешкой, что они охотники за женщинами, не отдавая себе отчета, как метко это сказано, ибо они с неменьшей страстью и жестокостью, чем охотники за дичью, выслеживают, травят свою жертву.
In their watchful alertness all the passionate instincts of the chase are afire, the stalking, the excitement, the cruel cunning.
Они всегда начеку, всегда готовы идти по следу, куда бы он их ни завел.
They are always at their post, always ready and determined to follow the tracks of an adventure up to the very brink of the precipice, always loaded with passion, not with the passion of a lover, but with the cold, calculating, dangerous passion of a gambler.
В них всегда тлеет огонь, но это не жар любящего сердца, а страсть игрока, холодная, расчетливая и опасная.
Some of them are doggedly persevering, their whole life shaping itself, from this expectancy, into one perpetual adventure.
Среди таких людей есть упорные, для которых не только юность, но вся жизнь до старости – сплошная цепь любовных похождений.
Each day is divided for them into a hundred little sensual experiences—a passing look, a flitting smile, an accidental contact of the knees—and each year into a hundred such days, in which the sensual experience constitutes the ever- flowing, life-giving and quickening source of their existence.
их день распадается на сотни мелких чувственных впечатлений – беглый взгляд, мимолетная улыбка, прикосновение к колену соседки, – а год – опять-таки на сотни таких дней; погоня за женщинами – вот их единственный и постоянный стимул к жизни.
There was no partner for a game here—that the baron’s experienced eye instantly detected.
Здесь не было партнера для игры, барон сразу увидел это.
And there is nothing more exasperating than for a player with cards in his hands, conscious of his ability, to be sitting at the green table vainly awaiting a partner.
Нет большей досады для игрока, в предвкушении выигрыша сидящего за зеленым столом с картами в руках, как тщетное ожидание партнера.
The baron called for a newspaper, but merely ran his eyes down the columns fretfully.
Барон потребовал газету.
His thoughts were crippled and he stumbled over the words.
Его хмурый взгляд скользил по строчкам, но мысли дремали и точно пьяные спотыкались о слова.
Suddenly he heard the rustling of a dress and a woman’s voice saying in a slightly vexed tone:. “ Mais tais toi donc, Edgar.
Вдруг он услышал позади себя шелест платья и голос, проговоривший укоризненно и жеманно: – Mais tais-toi done, Edgar [[1]].
” Her accent was affected. A tall voluptuous figure in silk crackled by his table, followed by a small, pale boy in a black velvet suit.
Мимо его стола прошумело шелковое платье и проплыла высокая, пышная фигура; за ней шел маленький, бледный мальчуган в черном бархатном костюме, бросивший на барона любопытный взгляд.
The boy eyed the baron curiously, as the two seated themselves at a table reserved for them opposite to him.
Они сели против него за оставленный для них стол.
The child was making evident efforts to be correct in his behavior, but propriety seemed to be out of keeping with the dark, restless expression of his eyes.
Мальчик явно старался вести себя чинно, но, судя по беспокойному блеску его черных глаз, это давалось ему нелегко.
The lady—the young man’s attention was fixed upon her only—was very much betoiletted and dressed with conspicuous elegance. She was a type that particularly appealed to the baron, a Jewess with a somewhat opulent figure, close to, though not yet arrived at, the borderline of overmaturity, and evidently of a passionate nature like his, yet sufficiently experienced to hide her temperament behind a veil of dignified melancholy.
Дама – барон смотрел только на нее – была одета хорошо, со вкусом и принадлежала к тому типу женщин, который особенно нравился барону: несколько полная еврейка, в расцвете зрелой красоты, видимо с огоньком, но умеющая скрывать это под маской возвышенной меланхолии.