The Memento / Святыня
THE MEMENTO.
Так вот.
Miss Lynnette D'Armande turned her back on Broadway.
Мисс Линетт дАрманд повернулась спиной к Бродвею.
This was but tit for tat, because Broadway had often done the same thing to Miss D'Armande.
Это было то, что называется мера за меру, поскольку Бродвей частенько поступал так же с мисс дАрманд.
Still, the "tats" seemed to have it, for the ex-leading lady of the "Reaping the Whirlwind" company had everything to ask of Broadway, while there was no vice-versa.
Но Бродвей от этого не оставался в убытке, потому что бывшая звезда труппы "Пожинающий бурю" не могла обойтись без Бродвея, тогда как он без нее отлично мог обойтись.
So Miss Lynnette D'Armande turned the back of her chair to her window that overlooked Broadway, and sat down to stitch in time the lisle-thread heel of a black silk stocking.
Итак, мисс Линетт дАрманд повернула свой стул спинкой к окну, выходившему на Бродвей, и уселась заштопать, пока не поздно, фильдекосовую пятку черного шелкового чулка.
The tumult and glitter of the roaring Broadway beneath her window had no charm for her; what she greatly desired was the stifling air of a dressing-room on that fairyland street and the roar of an audience gathered in that capricious quarter.
Шум и блеск Бродвея, грохочущего под окном, мало привлекал ее. Ей больше всего хотелось бы сейчас вдохнуть полной грудью спертый воздух артистической уборной на этой волшебной улице и насладиться восторженным гулом зрительного зала, где собралась капризнейшая публика.
In the meantime, those stockings must not be neglected.
Но пока что не мешало заняться чулками.
Silk does wear out so, but -after all, isn't it just the only goods there is?
Шелковые чулки так быстро изнашиваются, но - в конце концов - это же самое главное, то, без чего нельзя обойтись.
The Hotel Thalia looks on Broadway as Marathon looks on the sea.
Гостиница "Талия" глядит на Бродвей, как Марафон на море.
It stands like a gloomy cliff above the whirlpool where the tides of two great thoroughfares clash.
Словно мрачный утес возвышается она над пучиной, где сталкиваются потоки двух мощных артерий города.
Here the player-bands gather at the end of their wanderings, to loosen the buskin and dust the sock.
Сюда, закончив свои скитания, собираются труппы актеров снять котурны и отряхнуть пыль с сандалий.
Thick in the streets around it are bookingoffices, theatres, agents, schools, and the lobster-palaces to which those thorny paths lead.
Кругом, на прилегающих улицах, на каждом шагу театральные конторы, театры, студии и артистические кабачки, где кормят омарами и куда в конце концов приводят все эти тернистые пути.
Wandering through the eccentric halls of the dim and fusty Thalia, you seem to have found yourself in some great ark or caravan about to sail, or fly, or roll away on wheels.
Когда вы попадаете в запутанные коридоры сумрачной, обветшалой "Талии", вам кажется, словно вы очутились в каком-то громадном ковчеге или шатре, который вот-вот снимется с места, отплывет, улетит или укатится на колесах.
About the house lingers a sense of unrest, of expectation, of transientness, even of anxiety and apprehension.
Все здесь словно пронизано чувством какого-то беспокойства, ожидания, мимолетности и даже томления и предчувствия.
The halls are a labyrinth.
Коридоры представляют собой настоящий лабиринт.
Without a guide, you wander like a lost soul in a Sam Loyd puzzle.
Без провожатого вы обречены блуждать в них, как потерянная душа в головоломке Сэма Ллойда.
Turning any corner, a dressing-sack or a cul-de-sac may bring you up short.
За каждым углом вы рискуете уткнуться в артистическую уборную, отгороженную занавеской, или просто в тупик.
You meet alarming tragedians stalking in bath-robes in search of rumored bathrooms.
Вам встречаются всклокоченные трагики в купальных халатах, тщетно разыскивающие ванные комнаты, которые то ли действуют, то ли нет.
From hundreds of rooms come the buzz of talk, scraps of new and old songs, and the ready laughter of the convened players.
Из сотен помещений доносится гул голосов, отрывки старых и новых арий и дружные взрывы смеха веселой актерской братии.
Summer has come; their companies have disbanded, and they take their rest in their favorite caravansary, while they besiege the managers for engagements for the coming season.
Лето уже наступило; сезонные труппы распущены, актеры отдыхают в своем излюбленном караван-сарае и усердно изо дня в день осаждают антрепренеров, добиваясь ангажемента на следующий сезон.
At this hour of the afternoon the day's work of tramping the rounds of the agents' offices is over.
В этот предвечерний час очередной день обивания порогов театральных контор закончен.
Past you, as you ramble distractedly through the mossy halls, flit audible visions of houris, with veiled, starry eyes, flying tag-ends of things and a swish of silk, bequeathing to the dull hallways an odor of gaiety and a memory of frangipanni.
Мимо вас, когда вы растерянно плутаете по обомшелым лабиринтам, проносятся громозвучные видения гурий, со сверкающими из-под вуалетки очами, с шелковым шелестом развевающихся одежд, оставляющие за собой в унылых коридорах аромат веселья и легкий запах жасмина.
Serious young comedians, with versatile Adam's apples, gather in doorways and talk of Booth.
Угрюмые молодые комедианты с подвижными адамовыми яблоками, столпившись в дверях, разговаривают о знаменитом Бутсе.
Far-reaching from somewhere comes the smell of ham and red cabbage, and the crash of dishes on the American plan.
Откуда-то издали долетает запах свинины и маринованной капусты и грохот посуды дешевого табльдота.
The indeterminate hum of life in the Thalia is enlivened by the discreet popping -at reasonable and salubrious intervals -of beer-bottle corks.
Невнятный, однообразный шум в жизни "Талии" прерывается время от времени, с предусмотрительно выдержанными, целительными паузами - легким хлопаньем пробок, вылетающих из пивных бутылок.
Thus punctuated, life in the genial hostel scans easily -the comma being the favorite mark, semicolons frowned upon, and periods barred.
При такой пунктуации жизнь в радушной гостинице течет плавно; излюбленный знак препинания здесь запятая, точка с запятой нежелательны, а точки вообще исключаются.
Miss D'Armannde's room was a small one.
Комнатка мисс дАрманд была очень невелика.
There was room for her rocker between the dresser and the wash-stand if it were placed longitudinally.
Качалка умещалась в ней только между туалетным столиком и умывальником, да и то, если поставить ее боком.
On the dresser were its usual accoutrements, plus the ex-leading lady's collected souvenirs of road engagements and photographs of her dearest and best professional friends.
На столике были разложены обычные туалетные принадлежности и плюс к этому разные сувениры, собранные бывшей звездой в театральных турне, а кроме того, стояли фотографии ее лучших друзей и подруг, товарищей по ремеслу.
At one of these photographs she looked twice or thrice as she darned, and smiled friendlily.
На одну из этих фотографий она не раз взглянула, штопая чулок, и нежно улыбнулась.
"I'd like to know where Lee is just this minute," she said, half-aloud.
- Хотела бы я знать, где сейчас Ли, - сказала она задумчиво.
If you had been privileged to view the photograph thus flattered, you would have thought at the first glance that you saw the picture of a many-petalled white flower, blown through the air by a storm.
Если бы вам посчастливилось увидеть эту фотографию, удостоенную столь лестного внимания, вам бы с первого взгляда показалось, что это какой-то белый, пушистый, многолепестковый цветок, подхваченный вихрем.
But the floral kingdom was not responsible for that swirl of petalous whiteness.
Но растительное царство не имело ни малейшего отношения к этому стремительному полету махровой белизны.
You saw the filmy, brief skirt of Miss Rosalie Ray as she made a complete heels-over-head turn in her wistaria-entwined swing, far out from the stage, high above the heads of the audience.
Вы видели перед собой прозрачную, коротенькую юбочку мисс Розали Рэй в тот момент, когда Розали, перевернувшись в воздухе, высоко над головами зрителей, летела головой вниз на своих обвитых глицинией качелях.
You saw the camera's inadequate representation of the graceful, strong kick, with which she, at this exciting moment, sent flying, high and far, the yellow silk garter that each evening spun from her agile limb and descended upon the delighted audience below.
Вы видели жалкую попытку фотографического аппарата запечатлеть грациозное, упругое движение ее ножки, с которой она в этот захватывающий момент сбрасывала желтую шелковую подвязку и та, взвившись высоко вверх, летела через весь зал и падала на восхищенных зрителей.
You saw, too, amid the black-clothed, mainly masculine patrons of select vaudeville a hundred hands raised with the hope of staying the flight of the brilliant aerial token.
Вы видели возбужденную толпу, состоящую главным образом из представителей сильного пола, рьяных почитателей водевиля, и сотни рук, вскинутых вверх в надежде остановить полет блестящего воздушного дара.
Forty weeks of the best circuits this act had brought Miss Rosalie Ray, for each of two years.
В течение двух лет, сорок недель подряд, этот номер приносил мисс Розали Рэй полный сбор и неизменный успех в каждом турне.
She did other things during her twelve minutes -a song and dance, imitations of two or three actors who are but imitations of themselves, and a balancing feat with a step-ladder and feather-duster.
Ее выступление длилось двенадцать минут - песенка, танец, имитация двух-трех актеров, которые искусно имитируют сами себя, и эквилибристическая шутка с лестницей и метелкой.
but when the blossom-decked swing was let down from the flies, and Miss Rosalie sprang smiling into the seat, with the golden circlet conspicuous in the place whence it was soon to slide and become a soaring and coveted guerdon -then it was that the audience rose in its seat as a single man -or presumably so -and indorsed the specialty that made Miss Ray's name a favorite in the booking-offices.
но когда сверху на авансцену спускались увитые цветами качели и мисс Розали, улыбаясь, вскакивала на сиденье и золотой ободок ярко выступал на ее ножке, откуда он вот-вот должен был слететь и превратиться в парящий в воздухе желанный приз, тогда вся публика в зале срывалась с мест как один человек и дружные аплодисменты, приветствовавшие этот изумительный полет, прочно обеспечивали мисс Рэй репутацию любимицы публики.
At the end of the two years Miss Ray suddenly announced to her dear friend, Miss D'Armande, that she was going to spend the summer at an antediluvian village on the north shore of Long Island, and that the stage would see her no more.
В конце второго года мисс Рэй неожиданно заявила своей близкой подруге мисс дАрманд, что она уезжает на лето в какую-то первобытную деревушку на северном берегу Лонг-Айленда и что она больше не вернется на сцену.
Seventeen minutes after Miss Lynnette D'Armande had expressed her wish to know the whereabouts of her old chum, there were sharp raps at her door.
Спустя семнадцать минут после того, как мисс Линетт дАрманд изъявила желание узнать, где обретается ее милая подружка, в дверь громко постучали.
Doubt not that it was Rosalie Ray.
Можете не сомневаться, это была Розали Рэй.
At the shrill command to enter she did so, with something of a tired flutter, and dropped a heavy hand-bag on the floor.
После того как мисс дАрманд громко крикнула "войдите", она ворвалась в комнату, возбужденная и вместе с тем обессиленная, и бросила на пол тяжелый саквояж.
Upon my word, it was Rosalie, in a loose, travel-stained automobileless coat, closely tied brown veil with yard-long, flying ends, gray walking-suit and tan oxfords with lavender overgaiters.
Да, в самом деле, это была Розали, в широком дорожном плаще, явно носившем следы путешествия, и при этом не в автомобиле, - в плотно повязанной коричневой вуали с разлетающимися концами в полтора фута длиной, в сером костюме, коричневых ботинках и сиреневых гетрах.
When she threw off her veil and hat, you saw a pretty enough face, now flushed and disturbed by some unusual emotion, and restless, large eyes with discontent marring their brightness.
Когда она откинула вуаль и сняла шляпу, появилось очень недурненькое личико, которое в эту минуту пылало от какого-то необычного волнения, и большие глаза, полные тревоги, затуманенные какой-то тайной обидой.
A heavy pile of dull auburn hair, hastily put up, was escaping in crinkly, waving strands and curling, small locks from the confining combs and pins.
Из тяжелой копны темно- каштановых волос, заколотых кое-как, наспех, выбивались волнистые пряди, а короткие непослушные завитки, выскользнувшие из-под гребенок и шпилек, торчали во все стороны.
The meeting of the two was not marked by the effusion vocal, gymnastical, osculatory and catechetical that distinguishes the greetings of their unprofessional sisters in society.
Встреча двух подруг не сопровождалась никакими вокальными, гимнастическими, осязательными и вопросительно-восклицательными излияниями, которыми отличаются приветствия их светских сестер, не имеющих профессии.
There was a brief clinch, two simultaneous labial dabs and they stood on the same footing of the old days.
Обменявшись коротким рукопожатием и бегло чмокнув друг друга в губы, они сразу почувствовали себя так, как если бы они виделись только вчера.
Very much like the short salutations of soldiers or of travellers in foreign wilds are the welcomes between the strollers at the corners of their crisscross roads.
Приветствия бродячих актеров, чьи пути то скрещиваются, то снова расходятся, похожи на краткие приветствия солдат или путешественников, столкнувшихся в чужой стороне, в дикой, безлюдной местности.
"I've got the hall-room two flights up above yours," said Rosalie, "but I came straight to see you before going up.
- Я получила большой номер двумя этажами выше тебя, - сказала Розали, - но я еще там не была, а пришла прямо к тебе.