FROM EACH ACCORDING TO HIS ABILITY / Кто чем может
FROM EACH ACCORDING TO HIS ABILITY.
Кто чем может
Vuyning left his club, cursing it softly, without any particular anger.
Вьюинг вышел из клуба с проклятиями, не очень, впрочем, жестокими.
From ten in the morning until eleven it had bored him immeasurably.
Он там отчаянно проскучал с девяти до одиннадцати утра.
Kirk with his fish story, Brooks with his Porto Rico cigars, old Morrison with his anecdote about the widow, Hepburn with his invariable luck at billiards -all these afflictions had been repeated without change of bill or scenery.
Кид надоел ему своими рыболовными историями, Брук хвастал своими сигарами из Порто-Рико, Моррисон изводил своими анекдотами про вдовушку, Хинберн был нестерпим со своими рассказами о том, как он всех обыгрывает на бильярде, и при этом вся эта нудная, непрерывная болтовня шла в одном и том же помещении, без какой-либо перемены декораций.
Besides these morning evils Miss Allison had refused him again on the night before.
К довершению же всех этих сегодняшних неприятных впечатлений, вчера вечером мисс Эллисон опять отказала ему.
But that was a chronic trouble.
Последняя неприятность, впрочем, носила уже хронический характер.
Five times she had laughed at his offer to make her Mrs. Vuyning.
Вот уже пятый раз, как она, в ответ на его предложение сделать ее миссис Вьюинг, разражается громким хохотом.
He intended to ask her again the next Wednesday evening.
В среду вечером он будет снова просить ее руки.
Vuyning walked along Forty-fourth Street to Broadway, and then drifted down the great sluice that washes out the dust of the gold-mines of Gotham.
Вьюинг прошел по Сорок четвертой улице на Бродвей, а затем поплыл вниз по течению, которое смывает пыль золотых залежей Готхэма.
He wore a morning suit of light gray, low, dull kid shoes, a plain, finely woven straw hat, and his visible linen was the most delicate possible shade of beliotrope.
На нем был светло-серый утренний костюм, низенькие, со срезанными носками, кожаные ботинки, простая, но из тонкоплетеной соломки шляпа, а все видимое белье на нем было нежно-гелиотропового цвета.
His necktie was the blue-gray of a November sky, and its knot was plainly the outcome of a lordly carelessness combined with an accurate conception of the most recent dictum of fashion. Now, to write of a man's haberdashery is a worse thing than to write a historical novel "around" Paul Jones, or to pen a testimonial to a hay-fever cure. Therefore, let it be known that the description of Vuyning's apparel is germane to the movements of the story, and not to make room for the new fall stock of goods.
галстук у него был цвета ноябрьского неба, серо-голубой, и завязан он был и с аристократической небрежностью, и по самому последнему крику моды.
Even Broadway that morning was a discord in Vuyning's ears; and in his eyes it paralleled for a few dreamy, dreary minutes a certain howling, scorching, seething, malodorous slice of street that he remembered in Morocco.
В это утро даже шум и грохот Бродвея был Вьюингу неприятен и на несколько нудных минут, как во сне, перенес его на одну из шумных, знойных, кипучих, вонючих улиц Марокко.
He saw the struggling mass of dogs, beggars, fakirs, slave-drivers and veiled women in carts without horses, the sun blazing brightly among the bazaars, the piles of rubbish from ruined temples in the street - and then a lady, passing, jabbed the ferrule of a parasol in his side and brought him back to Broadway.
Ему чудились своры грызущихся собак, нищие, факиры, рабы с колясками, женщины с закрытыми лицами в колясочках без лошади, палящие яркие лучи солнца, тут и там освещающие базары, груды мусора на улице от разрушенных храмов, — тут проходившая мимо дама задела его спицей своего зонтика и вернула его на Бродвей.
Five minutes of his stroll brought him to a certain corner, where a number of silent, pale-faced men are accustomed to stand, immovably, for hours, busy with the file blades of their penknives, with their hat brims on a level with their eyelids.
Он прошел еще минут пять и очутился на углу, где стояли несколько молчаливых мрачных фигур. Эти фигуры привыкли стоять на этом углу часами; они стоят и вертят в руках лезвие своего ножа или оправляют спущенные до ресниц поля своей шляпы.
Wall Street speculators, driving home in their carriages, love to point out these men to their visiting friends and tell them of this rather famous lounging-place of the "crooks."
Спекулянты с Уолл-стрит, возвращаясь домой в своих экипажах, любят указывать на них какому-нибудь непосвященному гостю и объяснять, что это известное место для так называемых "темных людей".
On Wall Street the speculators never use the file blades of their knives.
Спекулянты с Уолл-стрит услугами их острого ножа, впрочем, не пользуются никогда.
Vuyning was delighted when one of this company stepped forth and addressed him as he was passing.
То, что одна из этих "темных" фигур, когда он проходил мимо, выступила вперед и заговорила с ним, привело Вьюинга в восторг.
He was hungry for something out of the ordinary, and to be accosted by this smooth-faced, keen-eyed, low-voiced, athletic member of the under world, with his grim, yet pleasant smile, had all the taste of an adventure to the convention-weary Vuyning.
Он так жаждал чего-нибудь необыкновенного, быть же аккостированным [Французское слово, означающее то, что человек подошел и заговорил.]
"Excuse me, friend," said be.
одним из этих гладколицых, остроглазых представителей подонков общества, быть аккостированным, правда, с довольно жуткой, но все же любезной улыбкой, для Вьюинга, утомленного скучной условностью жизни своего круга, представлялось уже чем-то вроде приключения.
"Could I have a few minutes' talk with you -on the level?".
— Простите, мистер, — сказал ему этот человек, — можете вы мне сейчас уделить несколько минут?
"Certainly," said Vuyning, with a smile.
Мне надо поговорить с вами.
"But, suppose we step aside to a quieter place.
— Конечно, — улыбаясь сказал Вьюинг, — только не лучше ли нам избрать для этого другое, более спокойное место?
There is a divan -a cafe over here that will do.
Тут поблизости есть кафе.
Schrumm will give us a private corner.".
Шрумм даст нам столик в уединенном уголке.
Schrumm established them under a growing palm, with two seidls between them.
Шрумм усадил их под пальмой и поставил им на стол две кружки пива.
Vuyning made a pleasant reference to meteorological conditions, thus forming a binge upon which might be swung the door leading from the thought repository of the other.
Чтобы завязать разговор, Вьюинг сказал несколько слов о погоде.
"In the first place," said his companion, with the air of one who presents his credentials, "I want you to understand that I am a crook.
— Прежде всего, — сказал новый приятель Вьюинга с видом посла, вручающего свои верительные грамоты, [По приезде в иностранное государство, куда он назначен послом, посол вручает верительные грамоты правительству.]
Out West I am known as Rowdy the Dude.
— я хочу, чтобы вы знали, что имеете дело с уголовным преступником.
Pickpocket, supper man, second-story man, yeggman, boxman, all-round burglar, cardsharp and slickest con man west of the Twenty-third Street ferry landing -that's my history.
У нас на Западе я известен под кличкой "Роуди Тряпичник", карманный вор, боксер, шулер, какие угодно кражи со взломом, одним словом, на все руки.
That's to show I'm on the square -with you.
Я рассказываю вам все это, потому что с вами я веду дело начистоту.
My name's Emerson.".
Моя фамилия Эмерсон.
"Confound old Kirk with his fish stories" said Vuyning to himself, with silent glee as he went through his pockets for a card.
"К черту Кида с его рыболовными историями!
"It's pronounced 'Vining,'" he said, as he tossed it over to the other.
Вот это будет куда поинтереснее", — с торжеством подумал Вьюинг, отыскивая в кармане визитную карточку.
"And I'll be as frank with you.
— Произносится "Вьюинг", — сказал он, передавая карточку Эмерсону.
I'm just a kind of a loafer, I guess, living on my daddy's money.
— Я тоже своего рода мошенник, так как живу не на свои, а на чужие, на папашины капиталы.
At the club they call me 'Left-at-the-Post.'
В клубе мне дали прозвище "До востребования".
I never did a day's work in my life; and I haven't the heart to run over a chicken when I'm motoring.
За всю свою жизнь я не проработал ни одного дня, и у меня не хватает духу переехать на автомобиле курицу.
It's a pretty shabby record, altogether.".
Как видите, формуляр довольно жалкий.
"There's one thing you can do," said Emerson, admiringly; "you can carry duds.
— Но есть одна вещь, которую вы делаете в совершенстве, — вы прекрасно носите платье.
I've watched you several times pass on Broadway.
Я вас много раз наблюдал на Бродвей.
You look the best dressed man I've seen.
Человека, который носил бы платье так, как вы, я не видал!
And I'll bet you a gold mine I've got $50 worth more gent's furnishings on my frame than you have.
— восторженно сказал Эмерсон. — Вот на мне, пари держу хоть на золотые прииски, долларов на пятьдесят больше всякой всячины надето, чем на вас.
That's what I wanted to see you about.
Вот по этому-то поводу я и хотел бы с вами поговорить.
I can't do the trick.
Не могу добиться, в чем тут дело.
Take a look at me.
Взгляните на меня.
What's wrong?".
Что тут на мне неладно?
"Stand up," said Vuyning.
— Встаньте, — сказал Вьюинг.
Emerson arose, and slowly revolved.
Эмерсон вскочил и стал медленно поворачиваться.
"You've been 'outfitted,'" declared the clubman.
— Вас, что называется, "одели", — изрек Вьюинг.
"Some Broadway window-dresser has misused you.".
— Вероятно, один из тех портных, что выставляют свои модели в витринах на Бродвей воспользовался вашим в этом деле невежеством, и с выгодой для себя.