Una nubecilla/Облачко
Una nubecilla.
Облачко.
Ocho años atrás había despedido a su amigo en la estación de North Wall diciéndole que fuera con Dios.
Восемь лет прошло с тех пор, как он провожал своего друга на пристани Норт-Уолл и желал ему счастливого пути.
Gallaher hizo carrera.
Галлахер пошел в гору.
Se veía enseguida: por su aire viajero, su traje de lana bien cortado y su acento decidido.
Это сразу было видно по его повадкам завзятого путешественника, по твидовому костюму хорошего покроя и развязному тону.
Pocos tenían su talento y todavía menos eran capaces de permanecer incorruptos ante tanto éxito.
Немного на свете таких талантливых людей, а еще меньше — не испорченных успехом.
Gallaher tenía un corazón de este tamaño y se merecía su triunfo.
У Галлахера золотое сердце, и он заслуживал успеха.
Daba gusto tener un amigo así.
Не шутка — иметь такого друга, как он.
Desde el almuerzo, Chico Chandler no pensaba más que en su cita con Gallaher, en la invitación de Gallaher, en la gran urbe londinense donde vivía Gallaher.
С самого завтрака мысли Крошки Чендлера вертелись вокруг его встречи с Галлахером, приглашения Галлахера и столичной жизни, которой жил Галлахер.
Le decían Chico Chandler porque, aunque era poco menos que de mediana estatura, parecía pequeño.
Его прозвали Крошка Чендлер потому, что он казался маленьким, хотя на самом деле был только немного ниже среднего роста.
Era de manos blancas y cortas, frágil de huesos, de voz queda y maneras refinadas.
Руки у него были маленькие и белые, телосложение — хрупкое, голос — тихий, манеры — изысканные.
Cuidaba con exceso su rubio pelo lacio y su bigote, y usaba un discreto perfume en el pañuelo.
Он очень заботился о своих светлых шелковистых волосах и усиках, и от его носового платка шел еле слышный запах духов.
La medialuna de sus uñas era perfecta y cuando sonreía dejaba entrever una fila de blancos dientes de leche.
Лунки ногтей были безупречной формы, и, когда он улыбался, виден был ряд белых, как у ребенка, зубов.
Sentado a su buró en King’s Inns pensaba en los cambios que le habían traído esos ocho años.
Сидя за своей конторкой в Кингз-Иннз *, он думал о том, какие перемены произошли за эти восемь лет.
El amigo que había conocido con un chambón aspecto de necesitado se había convertido en una rutilante figura de la prensa británica.
Друг, который был вечно обтрепан и без копейки денег, превратился в блестящего лондонского журналиста.
Levantaba frecuentemente la vista de su escrito fatigoso para mirar a la calle por la ventana de la oficina.
Он то и дело отрывался от скучных бумаг и устремлял взгляд в открытое окно.
El resplandor del atardecer de otoño cubría céspedes y aceras; bañaba con un generoso polvo dorado a las niñeras y a los viejos decrépitos que dormitaban en los bancos; irisaba cada figura móvil: los niños que corrían gritando por los senderos de grava y todo aquel que atravesaba los jardines.
Багрянец осеннего заката лежал на аллеях и газоне. Он милостиво осыпал золотой пылью неопрятных нянек и ветхих стариков, дремлющих на скамейках; он играл на всем, что двигалось, — на детях, с визгом бегавших по усыпанным гравием дорожкам, и на прохожих, пересекавших парк.
Contemplaba aquella escena y pensaba en la vida; y (como ocurría siempre que pensaba en la vida) se entristeció.
Крошка Чендлер смотрел на эту картину и размышлял о жизни; и (как всегда, когда он размышлял о жизни) ему стало грустно.
Una suave melancolía se posesionó de su alma.
Им овладела тихая меланхолия.
Sintió cuán inútil era luchar contra la suerte: era ése el peso muerto de sabiduría que le legó la época.
Он ощутил, как бесполезно бороться с судьбой, — таково было бремя мудрости, завещанное ему веками. * Кингз-Иннз — ирландский эквивалент Судебных иннов в Лондоне, то есть корпорации, готовящей опытных адвокатов.
Recordó los libros de poesía en los anaqueles de su casa.
Он вспомнил томики стихов, стоявшие дома на полках.
Los había comprado en sus días de soltero y más de una noche, sentado en el cuarto al fondo del pasillo, se había sentido tentado de tomar uno en sus manos para leerle algo a su esposa.
Он купил их еще в холостые годы, и часто по вечерам, сидя в маленькой комнате возле прихожей, он испытывал желание достать с полки один из томиков и почитать вслух своей жене.
Pero su timidez lo cohibió siempre: y los libros permanecían en los anaqueles.
Но каждый раз робость удерживала его; и книги так и оставались на своих полках.
A veces se repetía a sí mismo unos cuantos versos, lo que lo consolaba.
Иногда он повторял про себя стихи, и это утешало его.
Cuando le llegó la hora, se levantó y se despidió cumplidamente de su buró y de sus colegas.
Когда рабочий день кончился, он аккуратно встал из-за своей конторки и по очереди попрощался со всеми.
Con su figura pulcra y modesta salió de entre los arcos de King’s Inns y caminó rápido calle Henrietta abajo.
Он вышел из-под средневековой арки палаты в Кингз-Иннз — аккуратная, скромная фигурка — и быстро зашагал по Хенриетта-Стрит.
El dorado crepúsculo menguaba ya y el aire se hacía cortante.
Золотистый закат догорал, и становилось прохладно.
Una horda de chiquillos mugrientos pululaba por las calles.
Улица была полна грязными детьми.
Corrían o se paraban en medio de la calzada o se encaramaban anhelantes a los quicios de las puertas o bien se acuclillaban como ratones en cada umbral.
Они стояли или бегали на мостовой, ползали по ступенькам перед распахнутыми дверьми, сидели на порогах, притаившись как мыши.
Chico Chandler no les dio importancia.
Крошка Чендлер не замечал их.
Se abrió paso, diestro, por entre aquellas sabandijas y pasó bajo la sombra de las estiradas mansiones espectrales donde había baladronado la antigua nobleza de Dublín.
Он ловко прокладывал себе путь сквозь эту суетящуюся жизнь под сенью сухопарых призрачных дворцов, где в старину пировала дублинская знать.
No le llegaba ninguna memoria del pasado porque su mente rebosaba con la alegría del momento.
Но картины прошлого не волновали его, он предвкушал радость встречи.
Nunca había estado en Corless’s, pero conocía la valía de aquel nombre.
Он никогда не бывал у "Корлесса" *, но хорошо знал, что это — марка.
Sabía que la gente iba allí después del teatro a comer ostras y a beber licores; y se decía que allí los camareros hablaban francés y alemán.
Он знал, что туда приезжают после театра есть устрицы и пить ликеры; и он слыхал, что официанты там говорят по-французски и по-немецки.
Pasando rápido por enfrente de noche había visto detenerse los coches a sus puertas y cómo damas ricamente ataviadas, acompañadas por caballeros, bajaban y entraban a él fugaces, vistiendo trajes escandalosos y muchas pieles.
Когда вечерами он торопливо проходил мимо, он видел, как к подъезду подкатывали кебы и нарядные дамы в сопровождении своих кавалеров выходили из них и быстро исчезали за дверью. На них были шуршащие платья и много накидок.
Llevaban las caras empolvadas y levantaban sus vestidos, cuando tocaban tierra, como Atalantas alarmadas.
Лица их были напудрены, и, сходя с подножки, они подбирали юбки, словно испуганные Аталанты **.
Había pasado siempre de largo sin siquiera volverse a mirar.
Проходя мимо, он не поворачивал головы, чтобы взглянуть на них.
Era hábito suyo caminar con paso rápido por la calle, aun de día, y siempre que se encontraba en la ciudad tarde en la noche apretaba el paso, aprensivo y excitado.
У него была привычка даже днем быстро ходить по улицам, а когда ему случалось поздно вечером быть в центре города, он почти бежал, испытывая одновременно и страх, и возбуждение.
A veces, sin embargo, cortejaba la causa de sus temores.
Впрочем, иногда он сам искал повода для страха.
Escogía las calles más tortuosas y oscuras y, al adelantar atrevido, el silencio que se esparcía alrededor de sus pasos lo perturbaba, como lo turbaba toda figura silenciosa y vagabunda; a veces el sonido de una risa baja y fugitiva lo hacía temblar como una hoja.
Он выбирал самые темные и узкие улицы и смело шагал вперед, и тишина, расстилавшаяся вокруг его шагов, пугала его; и временами от приглушенного и мимолетного взрыва смеха он весь трепетал, как лист. * Дорогой ресторан. ** Мифологическая греческая принцесса, знаменитая своей красотой и быстроногостью.
Dobló a la derecha hacia la calle Capel.
Он свернул направо, на Кэйпел-Стрит.
¡Ignatius Gallaher, de la prensa londinense!
Игнатий Галлахер — лондонский журналист!
¿Quién lo hubiera pensado ocho años antes?
Кто бы мог такое подумать восемь лет назад?
Sin embargo, al pasar revista al pasado ahora, Chico Chandler era capaz de recordar muchos indicios de la futura grandeza de su amigo.
Однако, оглядываясь на прошлое, Крошка Чендлер открывал в своем друге много признаков будущего величия.
La gente acostumbraba a decir que Ignatius Gallaher era alocado.
Галла-хера обычно называли шалопаем.
Claro que se reunía en ese entonces con un grupo de amigos algo libertinos, que bebía sin freno y pedía dinero a diestro y siniestro.
И верно, в то время он путался с самым отребьем, много пил и занимал деньги направо и налево.
Al final, se vio involucrado en cierto asunto turbio, una transacción monetaria: al menos, ésa era una de las versiones de su fuga.
В конце концов он влип в грязную историю — какая-то афера; по крайней мере, такова была одна из версий его бегства.
Pero nadie le negaba el talento.
Но никто не мог отказать ему в таланте.
Hubo siempre una cierta… algo en Ignatius Gallaher que impresionaba a pesar de uno mismo.
В Игнатии Галлахере всегда было нечто... нечто внушающее людям уважение, даже против их воли.
Aun cuando estaba en un aprieto y le fallaban los recursos, conservaba su desfachatez.
Даже когда он ходил с драными локтями и без гроша в кармане, он не терял бодрости.
Chico Chandler recordó (y ese recuerdo lo hizo ruborizarse de orgullo un tanto) uno de los dichos de Ignatius Gallaher cuando andaba escaso:
Крошка Чендлер вспомнил (и при этом воспоминании легкая краска гордости выступила на его щеках), как Игнатий Галлахер говаривал, когда ему приходилось туго.