Le Prince et le Pauvre/ Принц и нищий

Автор: Mark Twain

Языки: RU → FR Уровень: средний
Mark Twain I. Naissance du prince et du pauvre .
Рождение принца и рождение нищего.
Dans l’antique Cité de Londres, par un beau jour d’automne du second quart du seizième siècle, naquit à une famille pauvre du nom de Canty un garçon dont elle n’avait que faire.
В один осенний день в древнем городе Лондоне в бедной семье Кенти родился мальчик, который был ей совсем не нужен.
Le même jour un autre enfant anglais naissait à une famille riche du nom de Tudor, qui aurait pu difficilement se passer de lui.
В тот же день в богатой семье Тюдоров родился другой английский ребенок, который был нужен не только ей, но и всей Англии.
Toute l’Angleterre, d’ailleurs, le réclamait avec impatience. L’Angleterre l’avait si longtemps attendu, elle l’avait tant souhaité, elle avait tant prié Dieu de le lui accorder que, maintenant qu’il était là, le peuple était presque fou de contentement.
Англия так давно мечтала о нем, ждала его и молила бога о нем, что, когда он и в самом деле появился на свет, англичане чуть с ума не сошли от радости.
Des gens qui se connaissaient à peine se sautaient au cou et s’embrassaient en pleurant.
Люди, едва знакомые между собою, встречаясь в тот день, обнимались, целовались и плакали.
Tout le monde chômait. Grands et petits, riches et pauvres festoyaient, dansaient, chantaient, s’attendrissaient. Cela dura plusieurs jours et plusieurs nuits.
Никто не работал, все праздновали — бедные и богатые, простолюдины и знатные, — пировали, плясали, пели, угощались вином, и такая гульба продолжалась несколько дней и ночей.
Le jour, Londres était splendide à voir : ce n’étaient que gais drapeaux flottant à tous les balcons et sur tous les toits, superbes cortèges marchant processionnellement.
Днем Лондон представлял собою очень красивое зрелище: на каждом балконе, на каждой крыше развевались яркие флаги, по улицам шествовали пышные процессии.
La nuit, le spectacle n’était pas moins magnifique : partout, au coin des rues, flambaient de grands feux de joie, et la foule, qui se pressait autour, éclatait en bruyants transports d’allégresse.
Ночью тоже было на что посмотреть: на всех перекрестках пылали большие костры, а вокруг костров веселились целые полчища гуляк.
Dans toute l’Angleterre, il n’y avait qu’une voix pour conter merveille du nouveau-né, de cet Édouard Tudor, qui se nommait aussi le prince de Galles.
Во всей Англии только и разговоров было, что о новорожденном Эдуарде Тюдоре, принце Уэльском [2] , а тот лежал завернутый в шелка и атласы, не подозревая обо всей этой кутерьме и не зная, что с ним нянчатся знатные лорды и леди, — ему это было безразлично.
Quant à lui, emmailloté dans ses langes de satin et de soie, inconscient de tout ce tapage, il regardait avec de grands yeux, sans y rien comprendre, les beaux seigneurs et les belles dames qui le soignaient, le veillaient ou ne le veillaient pas – ce qui, au reste, lui était égal.
Но нигде не слышно было толков о другом ребенке, Томе Кенти, запеленатом в жалкие тряпки.
Mais personne ne parlait de l’autre bébé, de ce Tom Canty, empaqueté dans ses pauvres guenilles, et si malencontreusement tombé comme une tuile parmi les misérables qui déjà ne s’accommodaient guère à leur sort.
Говорили о нем только в той нищенской, убогой семье, которой его появление на свет сулило так много хлопот.
II.
2.
Enfance de Tom.
Детство Тома.
Sautons quelques années.
Перешагнем через несколько лет.
Londres avait alors quinze siècles d’existence. C’était une ville fort grande pour l’époque.
Лондон существовал уже пятнадцать веков и был большим городом по тем временам.
Elle comptait cent mille habitants ; d’autres disent le double.
В нем насчитывалось сто тысяч жителей, иные полагают — вдвое больше.
Ses rues étaient très étroites, tortueuses et sales, surtout à l’endroit où demeurait Tom, près d’un pont appelé London Bridge.
Улицы были узкие, кривые и грязные, особенно в той части города, где жил Том Кенти, — невдалеке от Лондонского моста.
Les maisons étaient en bois, le second étage surplombant le premier, le troisième étalant les coudes par-dessus le second.
Дома были деревянные; второй этаж выдавался над первым, третий выставлял свои локти далеко над вторым.
D’année en année elles gagnaient en hauteur et s’étendaient en largeur.
Чем выше росли дома, тем шире они становились.
Des poutres en croix de par Dieu formaient le squelette de la charpente ; dans les intervalles s’entassaient des matériaux solides enduits de plâtre.
Остовы у них были из крепких, положенных крест-накрест балок; промежутки между балками заполнялись прочным материалом и сверху покрывались штукатуркой.
Les poutres étaient peintes en rouge, en bleu ou en noir, au gré et au goût du propriétaire, ce qui donnait à l’ensemble des constructions un aspect pittoresque.
Балки были выкрашены красной, синей или черной краской, смотря по вкусу владельца, и это придавало домам очень живописный вид.
Les fenêtres étaient petites avec des vitres en losange ; elles s’ouvraient extérieurement et tournaient sur des gonds comme des portes.
Окна были маленькие, с мелкими ромбами стекол, и открывались наружу на петлях, как двери.
La maison qu’occupait le père de Tom était au fond d’un cul-de- sac empuanti, nommé Offal Court, c’est-à-dire la cour des issues d’animaux, qui donnait dans Pudding Lane.
Дом, где жил отец Тома, стоял в вонючем тупике за Обжорным рядом. Тупик назывался Двор Отбросов.
C’était une masure, basse, délabrée, rachitique, mais pleine comme un œuf de pauvres et de va- nu-pieds.
Дом был маленький, ветхий, шаткий, доверху набитый беднотой.
La tribu des Canty nichait dans un galetas au troisième étage.
Семья Кенти занимала каморку в третьем этаже.
Le père et la mère avaient une espèce de lit dans un coin.
У отца с матерью существовало некоторое подобие кровати, но Том, его бабка и обе его сестры.
Par contre, Tom, sa grand-mère et ses deux sœurs Bet et Nan n’étaient pas limités : ils avaient tout le parquet pour eux et couchaient où et comme ils voulaient.
Бэт и Нэн, не знали такого неудобства: им принадлежал весь пол, и они могли спать где им вздумается.
Il y avait bien les restes d’une paire de draps et quelques bottes de paille malpropre, mais cela ne pouvait bonnement faire des lits ; on les roulait en tas le matin, et chacun en prenait, le soir, ce qu’il jugeait bon.
К их услугам были обрывки двух-трех старых одеял и несколько охапок грязной, обветшалой соломы, но это вряд ли можно было назвать постелью, потому что по утрам все это сваливалось в кучу, из которой к ночи каждый выбирал, что хотел.
Bet et Nan avaient quinze ans ; elles étaient jumelles. C’étaient de braves filles, très sales, vêtues de haillons et ignorantes comme des carpes.
Бэт и Нэн были пятнадцатилетние девчонки-близнецы, добродушные замарашки, одетые в лохмотья и глубоко невежественные.
Leur mère était comme elles.
Мать мало чем отличалась от них.
Le père et la grand-mère vivaient à couteaux tirés.
Но отец с бабкой были сущие дьяволы; они напивались, где только могли, и тогда воевали друг с другом или с кем попало, кто только под руку подвернется.
Ils étaient presque toujours ivres, et alors ils se battaient et assommaient ceux qui voulaient les séparer. Qu’ils eussent bu ou non, ils ne parlaient qu’en jurant et en blasphémant.
Они ругались и сквернословили на каждом шагу, в пьяном и в трезвом виде.
John Canty volait et sa mère mendiait.
Джон Кенти был вор, а его мать — нищенка.
Les enfants mendiaient aussi, mais on n’avait pu faire d’eux des voleurs.
Они научили детей просить милостыню, но сделать их ворами не могли.
Parmi l’ignoble racaille qui grouillait dans ce logis vivait, sans en faire partie, un bon vieux prêtre dépouillé de ses biens par le roi, et n’ayant pour toute ressource qu’une pension de quelques farthings [1] .
Среди нищих и воров, наполнявших дом, жил один человек, который не принадлежал к их числу. То был добрый старик священник, выброшенный королем на улицу с ничтожной пенсией в несколько медных монет.
Il prenait souvent les enfants à l’écart et leur enseignait en secret à discerner le bien et le mal.
Он часто уводил детей к себе и тайком от родителей внушал им любовь к добру.
Le Père André avait aussi donné à Tom quelques notions de latin, et lui avait montré à lire et à écrire.
Он научил Тома читать и писать, от него Том приобрел и некоторые познания в латинском языке.
Il aurait fait de même pour les deux filles, si elles n’eussent craint les quolibets de leurs compagnes, qui ne leur auraient certes pas pardonné cette éducation distinguée.
Старик хотел научить грамоте и девочек, но девочки боялись подруг, которые стали бы смеяться над их неуместной ученостью.
Offal Court n’était en somme qu’une grande ruche dont chaque alvéole ressemblait exactement à la chambre des Canty.
Весь Двор Отбросов представлял собою такое же осиное гнездо, как и тот дом, где жил Кенти.
On n’y voyait que rixes et scènes d’ivrognerie, on n’y entendait que tempêtes de gros mots et criailleries.
Попойки, ссоры и драки были здесь в порядке вещей. Они происходили каждую ночь и длились чуть не до утра.
On s’y rompait bras et jambes aussi communément qu’on y criait la faim.
Пробитые головы были здесь таким же заурядным явлением, как голод.
Avec tout cela, Tom n’était pas malheureux.
И все же маленький Том не чувствовал себя несчастным.
Il avait la vie dure, mais il n’en savait rien. C’était après tout la vie de tous les enfants d’Offal Court. Aussi la trouvait-il convenable et même confortable.
Иной раз ему приходилось очень туго, но он не придавал своим бедствиям большого значения: так жилось всем мальчишкам во Дворе Отбросов; поэтому он полагал, что иначе и быть не должно.
Quand il rentrait, la nuit, les mains vides, il savait d’avance que son père l’accablerait de malédictions et de coups, et qu’aussitôt après son affreuse grand-mère renchérirait sur la correction en lui donnant triple rossée. Mais il savait aussi qu’au milieu des ténèbres, sa mère, mourant de faim, se glisserait à la dérobée jusqu’à lui avec une misérable croûte de pain qu’elle avait épargnée sur sa bouche, quoiqu’elle fût prise souvent en flagrant délit de désobéissance par son mari, qui alors la battait comme plâtre.
Он знал, что вечером, когда он вернется домой с пустыми руками, отец изругает его и прибьет, да и бабка не даст ему спуску, а поздней ночью подкрадется вечно голодная мать и потихоньку сунет черствую корку или какие-нибудь объедки, которые она могла бы съесть сама, но сберегла для него, хотя уже не раз попадалась во время этих предательских действий и получала в награду тяжелые побои от мужа.
Pourtant Tom avait la vie assez gaie, surtout en été.
Нет, Тому жилось не так уж плохо, особенно в летнее время.
Il ne mendiait que tout juste pour sauver sa peau, car les lois sur la mendicité étaient rigoureuses et les pénalités sévères.
Он просил милостыню не слишком усердно — лишь бы только избавиться от отцовских побоев, — потому что законы против нищенства были суровы и попрошаек наказывали очень жестоко.
Aussi pouvait-il consacrer une bonne partie de son temps à écouter le brave Père André qui lui contait de vieilles et charmantes histoires, des légendes de géants et de fées, de nains et de génies, de châteaux enchantés, de rois et de princes magnifiques.
Немало часов проводил он со священником Эндрью, слушая его дивные старинные легенды и сказки о великанах и карликах, о волшебниках и феях, о заколдованных замках, великолепных королях и принцах.
Sa tête s’emplissait de toutes ces choses merveilleuses. Bien des fois, la nuit, quand il était étendu sur sa paille grossière et incommode, moulu, la faim au ventre, le corps meurtri par les coups, son imagination donnait carrière à ses songes. Il oubliait alors ses souffrances et ses maux, en se figurant le délicieux tableau de la vie que mène un prince au sein des délices de la cour.
Воображение мальчика было полно всеми этими чудесами, и не раз ночью, в темноте, лежа на скудной и колкой соломе, усталый, голодный, избитый, он давал волю мечтам и скоро забывал и обиды и боль, рисуя себе сладостные картины восхитительной жизни какого-нибудь изнеженного принца в королевском дворце.
Peu à peu une idée le hanta jour et nuit : il aurait voulu voir un prince, mais le voir de ses yeux.
День и ночь его преследовало одно желание: увидеть своими глазами настоящего принца.
Une fois, il en parla à quelques camarades d’Offal Court : on se moqua de lui, on le bafoua si impitoyablement qu’il se promit de garder à l’avenir ses rêves pour lui.
Раз он высказал это желание товарищам по Двору Отбросов, но те подняли его на смех и так безжалостно издевались над ним, что он решил впредь не делиться своими мечтами ни с кем.