Girl / «Девушка»
IN GILT letters on the ground glass of the door of room No.
На четвертом этаже он увидел Вивьен, стоявшую у открытой двери в свою квартиру.
962 were the words: "Robbins & Hartley, Brokers."
На нижнем стекле двери комнаты номер 962 золотыми буквами были выведены слова: «Роббинс и Гартли, маклеры».
The clerks had gone.
Клерк уже ушел.
It was past five, and with the solid tramp of a drove of prize Percherons, scrubwomen were invading the cloud-capped twenty-story office building.
Было начало шестого, и уборщицы, с грузным топотом табуна премированных першеронов, вторглись в вонзающийся в облака двадцатиэтажный небоскреб, наполненный конторами.
A puff of red-hot air flavoured with lemon peelings, soft-coal smoke and train oil came in through the half-open windows.
Дыхание докрасна раскаленного воздуха, надушенного лимонными корками, угольным дымом и ворванью, проникало сквозь полузакрытые окна.
Robbins, fifty, something of an overweight beau, and addicted to first nights and hotel palm-rooms, pretended to be envious of his partner's commuter's joys.
Роббинс – пятьдесят лет, перезрелый красавец, завсегдатай всех премьер и шикарных ресторанов – притворялся, будто он завидует развлечениям своего товарища и компаньона.
"Going to be something doing in the humidity line to-night," he said.
– Ну, вы, конечно, намерены сегодня вечером предпринять что- нибудь по части сырости? – сказал он.
"You out-of-town chaps will be the people, with your katydids and moonlight and long drinks and things out on the front porch.".
– Знаю я вас, прохлаждающихся за городом молодчиков! Умеете пожить! Кузнечики у вас там разные и опять же луна к вашим услугам, не говоря уже о коктейлях и всяких там делишках на крыльце.
Hartley, twenty-nine, serious, thin, good-looking, nervous, sighed and frowned a little.
Гартли – двадцать девять лет, серьезный, стройный, красивый малый, нервный – вздохнул и слегка нахмурился.
"Yes," said he, "we always have cool nights in Floralhurst, especially in the winter.".
– Да, – сказал он, – у нас всегда прохладные вечера в Флергерсте, особенно зимой.
A man with an air of mystery came in the door and went up to Hartley.
Какой-то человек с таинственным видом вошел в контору и подошел к Гартли.
"I've found where she lives," he announced in the portentous half-whisper that makes the detective at work a marked being to his fellow men.
– Я узнал, где она живет, – объявил он тяжелым полушепотом, по которому люди-братья узнают сыщика за работой, как меченого.
Hartley scowled him into a state of dramatic silence and quietude. But by that time Robbins had got his cane and set his tie pin to his liking, and with a debonair nod went out to his metropolitan amusements.
Гартли движением бровей привел его в состояние сценического молчания и статуарности, но в это время Роббинс взял трость, переколол по своему вкусу булавку в галстуке и, сделав светский поклон, отправился к своим столичным развлечениям.
"Here is the address," said the detective in a natural tone, being deprived of an audience to foil.
– Вот адрес, – сказал сыщик, теперь естественным голосом. Он ведь был лишен слушателей, которых он мог бы поразить.
Hartley took the leaf torn out of the sleuth's dingy memorandum book.
Гартли взял листок, вырванный из грязной записной книжки ищейки.
On it were pencilled the words "Vivienne Arlington, No. 341 East —th Street, care of Mrs. McComus.".
На нем карандашом были нацарапаны слова: «Вивьен Арлингтон, № 341, Восточная улица, на попечении миссис Мак- Комес».
"Moved there a week ago," said the detective.
– Переехала туда неделю назад, – сказал сыщик.
"Now, if you want any shadowing done, Mr. Hartley, I can do you as fine a job in that line as anybody in the city.
– Если вам понадобится слежка, я могу сделать это, как никто другой в городе.
It will be only $7 a day and expenses.
Это будет стоить вам всего семь долларов в день и расходы.
Can send in a daily typewritten report, covering -".
Могу ежедневно представлять печатный отчет, захватывающий….
"You needn't go on," interrupted the broker.
– Нет, не стоит, – перебил его маклер.
"It isn't a case of that kind.
– Это не такого рода дело.
I merely wanted the address.
Я просто хотел узнать адрес.
How much shall I pay you?".
Сколько вам следует с меня?
"One day's work," said the sleuth. "A tenner will cover it.".
– Один рабочий день, – сказал ищейка, – десятка его покроет.
Hartley paid the man and dismissed him.
Гартли заплатил сыщику и отпустил его.
Then he left the office and boarded a Broadway car.
Затем он вышел на улицу и вскочил в вагон, шедший на Бродвей.
At the first large crosstown artery of travel he took an eastbound car that deposited him in a decaying avenue, whose ancient structures once sheltered the pride and glory of the town.
На первом большом перекрестке он пересел в вагон восточного направления и высадился на пришедшем в полный упадок проспекте, некогда укрывавшем в своих старинных зданиях красу и славу города.
Walking a few squares, he came to the building that he sought.
Пройдя несколько кварталов, он подошел к дому, который он искал.
It was a new flathouse, bearing carved upon its cheap stone portal its sonorous name, "The Vallambrosa."
Это был новый жилой небоскреб, на портале которого из дешевого камня было вырезано звучное наименование: «Валламброза».
Fire-escapes zigzagged down its front -these laden with household goods, drying clothes, and squalling children evicted by the midsummer heat.
Пожарные лестницы спускались зигзагами по его фасаду, обремененные домашним хламом, сохнущим бельем и орущими детьми, выселенными с мостовой летним зноем.
Here and there a pale rubber plant peeped from the miscellaneous mass, as if wondering to what kingdom it belonged -vegetable, animal or artificial.
То тут, то там выглядывало из этого смешения чахлое растение, как бы недоумевая, к какому царству оно, собственно, принадлежит – к растительному, животному или искусственному?
Hartley pressed the "McComus" button.
Гартли нажал кнопку: «Мак-Комес».
The door latch clicked spasmodically -now hospitably, now doubtfully, as though in anxiety whether it might be admitting friends or duns.
[1] Дверной замок щелкнул спазматически – с гостеприимством, смешанным с нерешительностью, словно бы он сомневался, кого он впускает – друга или кредитора.
Hartley entered and began to climb the stairs after the manner of those who seek their friends in city flat-houses -which is the manner of a boy who climbs an apple-tree, stopping when he comes upon what he wants.
Гартли вошел и начал карабкаться по лестнице обычным приемом людей, разыскивающих своих знакомых в жилом небоскребе. Это прием мальчишки, взбирающегося на яблоню. Он лезет, пока не дотянется до яблока, которое он себе наметил.
On the fourth floor he saw Vivienne standing in an open door.
На четвертом этаже он увидел Вивьен, стоявшую у открытой двери в свою квартиру.
She invited him inside, with a nod and a bright, genuine smile.
Она пригласила его внутрь кивком и сияющей искренней улыбкой.
She placed a chair for him near a window, and poised herself gracefully upon the edge of one of those Jekyll-and-Hyde pieces of furniture that are masked and mysteriously hooded, unguessable bulks by day and inquisitorial racks of torture by night.
Она поставила для него стул около окна и грациозно устроилась сама на краю одного из тех предметов обстановки, которые маскируются и таинственно закрываются днем и превращаются в инквизиционные орудия пытки ночью.
Hartley cast a quick, critical, appreciative glance at her before speaking, and told himself that his taste in choosing had been flawless.
Гартли, прежде чем заговорить, окинул девушку быстрым, критическим, проницательным взглядом и поздравил самого себя с безукоризненным вкусом в выборе.
Vivienne was about twenty-one.
Вивьен было около двадцати одного года.
She was of the purest Saxon type.
Она принадлежала к чистейшему саксонскому типу.
Her hair was a ruddy golden, each filament of the neatly gathered mass shining with its own lustre and delicate graduation of colour.
Каждая прядь ее красновато- золотистых, изящно подобранных волос сияла своим собственным блеском и имела особый нежный оттенок.
In perfect harmony were her ivory-clear complexion and deep sea-blue eyes that looked upon the world with the ingenuous calmness of a mermaid or the pixie of an undiscovered mountain stream.
В полной гармонии были ее чистый, как слоновая кость, цвет лица и глубокие, синие, как море, глаза, смотревшие на мир с мечтательностью морской сирены или феи не открытого еще горного ручья.
Her frame was strong and yet possessed the grace of absolute naturalness.
Она была крепкого сложения, но в то же время обладала полной непринужденности грацией.
And yet with all her Northern clearness and frankness of line and colouring, there seemed to be something of the tropics in her -something of languor in the droop of her pose, of love of ease in her ingenious complacency of satisfaction and comfort in the mere act of breathing -something that seemed to claim for her a right as a perfect work of nature to exist and be admired equally with a rare flower or some beautiful, milk-white dove among its sober-hued companions.
Тем не менее, при всей северной чистоте и ясности ее линий и колорита, в ней, казалось, было и что-то от тропиков: какая-то томность в непринужденности ее позы, наслаждение и покой в простодушном ее довольстве собой, в самом акте дыхания – что-то, свидетельствовавшее о ней, как о совершенном творении природы, достойном поклонения наряду с редким цветком или какой-нибудь великолепной молочно-белой горлицей среди скромно окрашенных подруг.
She was dressed in a white waist and dark skirt - that discreet masquerade of goose-girl and duchess.
На ней была белая блузка и черная юбка – предусмотрительный маскарад пастушки гусей, которая на самом деле герцогиня.
"Vivienne," said Hartley, looking at her pleadingly, "you did not answer my last letter.
– Вивьен, – сказал Гартли, умоляюще глядя на нее, – вы не ответили на мое последнее письмо.
It was only by nearly a week's search that I found where you had moved to.
Я разыскивал вас почти целую неделю, прежде чем мне удалось узнать, куда вы переехали.
Why have you kept me in suspense when you knew how anxiously I was waiting to see you and hear from you?".
Почему вы держали меня в неизвестности? Ведь вы же знали, с каким нетерпением я хотел увидеть вас, услышать о вас?
The girl looked out the window dreamily.
Девушка задумчиво смотрела в окно.