Портрет Дориана Грея
Oscar Wilde.
Оскар Уайльд.
The Picture of Dorian Gray The Preface.
Портрет Дориана Грея.
The artist is the creator of beautiful things.
Художник – человек, создающий прекрасное.
To reveal art and conceal the artist is art’s aim.
Цель искусства состоит в том, чтобы показать себя и спрятать художника.
The critic is he who can translate into another manner or a newmaterial his impression of beautiful things.
Критик – человек, который может по-новому отразить свои впечатления от прекрасного.
The highest as the lowest form of criticism is a mode of autobiography.
Высшей и в то же время самой бездарной формой критики является автобиография.
Those who find ugly meanings in beautiful things are corrupt without being charming.
Люди, которые находят отвратительные черты в прекрасном, испорчены. У них самих не осталось ничего прекрасного.
This is a fault.
И это ошибка.
Those who find beautiful meanings in beautiful things are the cultivated.
Те, кто видит в прекрасном только прекрасное, – избранные.
For these there is hope.
Для них еще остается надежда.
They are the elect to whom beautiful things mean only beauty.
Они одни из немногих, для кого прекрасные вещи означают красоту.
There is no such thing as a moral or an immoral book.
Нет моральных или аморальных книг.
Books are well written, or badly written.
Есть хорошо написанные книги, а есть плохо написанные книги.
That is all.
Вот и все.
The nineteenth century dislike of realism is the rage of Caliban seeing his own face in a glass. The nineteenth century dislike of romanticism is the rage of Caliban not seeing his own face in a glass.
В девятнадцатом столетии людям не нравится реализм: он делает их злыми, как Калибан [1] , когда тот в зеркале видит свое лицо.
The moral life of man forms part of the subject-matter of the artist, but the morality of art consists in the perfect use of an imperfect medium.
Нравственная жизнь человека – это часть работы художника, однако мораль искусства заключается в совершенном использовании несовершенных средств.
No artist desires to prove anything.
Художник не стремится ничего доказывать.
Even things that are true can be proved.
Даже то, что истинно может быть доказано.
No artist has ethical sympathies.
У художника не может быть этических пристрастий.
An ethical sympathy in an artist is an unpardonable mannerism of style.
Они приводят к недопустимой манерности стиля.
No artist is ever morbid.
Художник не воспринимает вещи болезненно.
The artist can express everything.
Он способен выразить все что угодно.
Thought and language are to the artist instruments of an art.
Мысль и слово для художника – рабочий материал.
Vice and virtue are to the artist materials for an art.
Порок и добродетель для художника – рабочий материал.
From the point of view of form, the type of all the arts is the art of the musician.
С точки зрения формы музыка становится прототипом всех искусств.
From the point of view of feeling, the actor’s craft is the type.
С точки зрения чувств им становится актерская игра.
All art is at once surface and symbol.
Любое искусство одновременно лежит на поверхности и таит в себе символ.
Those who go beneath the surface do so at their peril.
Те, кто пытаются углубиться в него, рискуют.
Those who read the symbol do so at their peril.
Те, кто раскрывают символ, рискуют не менее.
It is the spectator, and not life, that art really mirrors.
На самом деле искусство отражает зрителя, а не жизнь.
Diversity of opinion about a work of art shows that the work is new, complex, and vital.
Если произведение искусства вызывает разные мнения, это значит, что это произведение новое, сложное и нужное.
When critics disagree, the artist is in accord with himself.
Если критики расходятся во мнениях, то художник остался верен самому себе.
We can forgive a man for making a useful thing as long as he does not admire it.
Мы терпим человека, который сделал что-то полезное, пока он не начинает этим увлекаться.
The only excuse for making a useless thing is that one admires it intensely.
Единственным оправданием создания бесполезной вещи может стать страстная любовь к своему творению.
All art is quite useless.
Искусство, по сути, бесполезно. Оскар Уайльд.
Chapter 1.
Глава 1.
The studio was filled with the rich odour of roses, and when the light summer wind stirred amidst the trees of the garden, there came through the open door the heavy scent of the lilac, or the more delicate perfume of the pink-flowering thorn.
Мастерскую художника наполнял чудесный запах роз, а когда легкий летний ветерок проникал через открытые двери, он приносил с собой из сада то насыщенный аромат сирени, то нежное благоухание алых цветов боярышника.
From the corner of the divan of Persian saddle-bags on which he was lying, smoking, as was his custom, innumerable cigarettes, Lord Henry Wotton could just catch the gleam of the honey-sweet and honey-coloured blossoms of a laburnum, whose tremulous branches seemed hardly able to bear the burden of a beauty so flame-like as theirs.
Лорд Генри Уоттон, по своему обыкновению, лежал на персидском диване и курил сигареты одну за другой. Отсюда он мог поймать взглядом блики солнца на золотисто- медовом цвете ивняка, хрупкие ветви которого едва держали на себе такую красоту; на шелковых портьерах, что закрывали огромное окно, время от времени появлялись странные тени птиц, которые пролетали мимо.
and now and then the fantastic shadows of birds in flight flitted across the long tussore-silk curtains that were stretched in front of the huge window, producing a kind of momentary Japanese effect, and making him think of those pallid, jade-faced painters of Tokyo who, through the medium of an art that is necessarily immobile, seek to convey the sense of swiftness and motion..
Возникало впечатление, что портьеры японские. Это заставляло его задуматься о несчастных художниках Токио, которые пытаются средствами неизменно неподвижного искусства воспроизвести движение и скорость.
The sullen murmur of the bees shouldering their way through the long unmown grass, or circling with monotonous insistence round the dusty gilt horns of the straggling woodbine, seemed to make the stillness more oppressive.
Густое монотонное гудение пчел, которые пробивали себе путь сквозь некошеную траву или просто настойчиво кружили вокруг цветов в саду, делало тишину невыносимой.
The dim roar of London was like the bourdon note of a distant organ.
Глухой шум Лондона доносился сюда, как гудение далекого органа.
In the centre of the room, clamped to an upright easel, stood the full-length portrait of a young man of extraordinary personal beauty, and in front of it, some little distance away, was sitting the artist himself, Basil Hallward, whose sudden disappearance some years ago caused, at the time, such public excitement and gave rise to so many strange conjectures.
В центре комнаты, закрепленный на вертикальном мольберте, стоял портрет невероятно красивого юноши в полный рост, а перед ним, немного поодаль, сидел автор картины, Бэзил Холлуорд, чье внезапное исчезновение несколько лет назад вызвало в свое время такой ажиотаж и породило столько странных домыслов.
As the painter looked at the gracious and comely form he had so skilfully mirrored in his art, a smile of pleasure passed across his face, and seemed about to linger there.
Художник смотрел на то, как удачно он сумел отразить красоту и грацию в своем творении, довольная улыбка не оставляла его лица.
But he suddenly started up, and closing his eyes, placed his fingers upon the lids, as though he sought to imprison within his brain some curious dream from which he feared he might awake.
И вдруг он вскочил и, закрыв глаза, прижал пальцы к векам, словно желая удержать в памяти какой-то удивительный сон и боясь проснуться.
“It is your best work, Basil, the best thing you have ever done,” said Lord Henry languidly.
– Это твоя лучшая картина, Бэзил, лучшее из того, что ты когда- либо делал, – небрежно пробормотал лорд Генри.
“You must certainly send it next year to the Grosvenor.
– Ты просто обязан выставить ее в галерее Гросвенор в следующем году.
The Academy is too large and too vulgar.
Академия искусств великовата и слишком банальна.
Whenever I have gone there, there have been either so many people that I have not been able to see the pictures, which was dreadful, or so many pictures that I have not been able to see the people, which was worse.
Когда бы я туда не пришел, там или так много людей, что я не в состоянии посмотреть на картины, что просто ужасно, или так много картин, что мне некогда смотреть на людей, а это еще хуже.
The Grosvenor is really the only place.”.
Так что Гросвенор – это единственное подходящее место.
“I don’t think I shall send it anywhere,” he answered, tossing his head back in that odd way that used to make his friends laugh at him at Oxford.
– Не думаю, что выставлю ее где-либо, – ответил художник, странным движением откидывая голову назад, из-за чего друзья в Оксфорде смеялись над ним.