The Street That Wasn't There/Улица, которой не было
The Street That Wasn't There.
by CLIFFORD D. SIMAK and CARL JACOBI.
A gigantic city was lined against the darkling sky.
Из темноты поздней осени проступали знакомые силуэты.
Mr. Jonathon Chambers left his house on Maple Street at exactly seven o'clock in the evening and set out on the daily walk he had taken, at the same time, come rain or snow, for twenty solid years.
Клиффорд Саймак Карл Якоби УЛИЦА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО Ровно в семь часов вечера Господин Джонатан Чэмберс вышел из своего дома на Кленовой улице на ежедневную прогулку, которую он совершал двадцать лет кряду в любую погоду, невзирая на дождь или снег.
The walk never varied.
Маршрут был всегда неизменен.
He paced two blocks down Maple Street, stopped at the Red Star confectionery to buy a Rose Trofero perfecto, then walked to the end of the fourth block on Maple.
Он шагал два квартала по Кленовой улице, останавливался у кондитерской «Красная звезда», чтобы купить сигару-перфекто [1] «Роза Троферо», затем шел до конца четвертого квартала.
There he turned right on Lexington, followed Lexington to Oak, down Oak and so by way of Lincoln back to Maple again and to his home.
Оттуда он поворачивал на Лексингтон, с Лексингтон — на Дубовую улицу, а потом по улице Линкольна обратно на Кленовую — и до своего дома.
He didn't walk fast. He took his time.
Он не спешил.
He always returned to his front door at exactly 7:45.
Всегда ровно в семь сорок пять господин Чэмберс оказывался у парадного входа своего дома.
No one ever stopped to talk with him.
Никто никогда не останавливался, чтобы заговорить с ним.
Even the man at the Red Star confectionery, where he bought his cigar, remained silent while the purchase was being made.
Даже продавец в кондитерской, где он покупал свою сигару, не произносил ни слова, пока совершались расчеты.
Mr. Chambers merely tapped on the glass top of the counter with a coin, the man reached in and brought forth the box, and Mr. Chambers took his cigar.
Господин Чэмберс просто стучал монетой по стеклу на прилавке. Продавец подходил и протягивал коробку, а господин Чэмберс брал свою сигару.
That was all.
Вот и все.
For people long ago had gathered that Mr. Chambers desired to be left alone.
Местные жители давным-давно поняли, что господин Чэмберс не любит, когда к нему пристают.
The newer generation of townsfolk called it eccentricity.
Новое поколение горожан называло это эксцентричностью.
Certain uncouth persons had a different word for it.
У определенных личностей более грубого склада для данной характеристики находилось другое словечко.
The oldsters remembered that this queer looking individual with his black silk muffler, rosewood cane and bowler hat once had been a professor at State University.
Люди преклонных лет помнили, что господин Чэмберс, выглядевший весьма чудаковато в своем черном шелковом шарфе, шляпе-котелке и с палисандровой тростью, когда-то был профессором в местном университете.
A professor of metaphysics, they seemed to recall, or some such outlandish subject.
Причем профессором не то метафизики, не то какой-то другой диковинной дисциплины.
At any rate a furore of some sort was connected with his name ... at the time an academic scandal.
Так или иначе, с его именем была связана некая шумиха, можно даже сказать — университетский скандал.
He had written a book, and he had taught the subject matter of that volume to his classes.
Господин Чэмберс написал книгу и обучал по ней студентов.
What that subject matter was, had long been forgotten, but whatever it was had been considered sufficiently revolutionary to cost Mr. Chambers his post at the university.
В чем заключался предмет исследования данного труда, все уже давным-давно забыли, но речь там шла о вещах достаточно революционных и это стоило господину Чэмберсу места в университете.
A silver moon shone over the chimney tops and a chill, impish October wind was rustling the dead leaves when Mr. Chambers started out at seven o'clock.
Серебряная луна светила над верхушками труб, а холодный, злой октябрьский ветер шуршал опавшей листвой, когда в семь часов господин Чэмберс вышел на свою обычную прогулку.
It was a good night, he told himself, smelling the clean, crisp air of autumn and the faint pungence of distant wood smoke.
Вдохнув чистого морозного воздуха и почувствовав легкий кисловатый запах дыма из дальнего леса, господин Чэмберс с довольным видом огляделся.
He walked unhurriedly, swinging his cane a bit less jauntily than twenty years ago.
Вечер обещал быть приятным.
He tucked the muffler more securely under the rusty old topcoat and pulled his bowler hat more firmly on his head.
Он шел неспешной походкой, размахивая тростью чуть менее залихватски, чем двадцать лет назад, — шарф был плотно заправлен под воротник выцветшего старого пальто, а котелок надвинут почти на глаза.
He noticed that the street light at the corner of Maple and Jefferson was out and he grumbled a little to himself when he was forced to step off the walk to circle a boarded-off section of newly-laid concrete work before the driveway of 816.
На углу Кленовой и Джефферсон не горел уличный фонарь, и господин Чэмберс что-то недовольно буркнул себе под нос, когда пришлось сойти с тротуара и обогнуть недавно забетонированный и огороженный участок проезда у восемьсот шестнадцатого дома.
It seemed that he reached the corner of Lexington and Maple just a bit too quickly, but he told himself that this couldn't be.
Этим вечером господин Чэмберс добрался до угла Лексингтон и Кленовой чуть раньше обычного. Он даже сбавил шаг, не понимая, как такое могло случиться.
For he never did that.
Нет, должно быть, он ошибся!
For twenty years, since the year following his expulsion from the university, he had lived by the clock.
Все двадцать лет, прошедшие после его изгнания из университета, господин Чэмберс жил по часам.
The same thing, at the same time, day after day.
Одно и то же, в одно и то же время, день за днем.
He had not deliberately set upon such a life of routine.
Не то чтобы он сознательно выбрал для себя жизнь по расписанию, нет.
A bachelor, living alone with sufficient money to supply his humble needs, the timed existence had grown on him gradually.
Холостяк, живущий в одиночестве и владеющий достаточными средствами для удовлетворения своих скромных потребностей, господин Чэмберс незаметно втянулся в это размеренное существование.
So he turned on Lexington and back on Oak.
Итак, он повернул на Лексингтон, а оттуда — на Дубовую улицу.
The dog at the corner of Oak and Jefferson was waiting for him once again and came out snarling and growling, snapping at his heels.
На углу Дубовой и Джефферсон его опять поджидал пес, который выскочил откуда-то из-под забора, рыча и скаля зубы, так и норовя схватить проходящего врага за пятки.
But Mr. Chambers pretended not to notice and the beast gave up the chase.
Но господин Чэмберс сделал вид, что не замечает его, и вскоре пес отстал.
A radio was blaring down the street and faint wisps of what it was blurting floated to Mr. Chambers.
Где-то на улице громко работало радио. До господина Чэмберса долетали лишь обрывки фраз:
"... still taking place ...
— …Все еще имеют место…
Empire State building disappeared ... thin air ... famed scientist, Dr. Edmund Harcourt....".
«Эмпайр стейт билдинг» исчезло… Разреженный воздух… Известный ученый, доктор Эдмонд Харкорд…
The wind whipped the muted words away and Mr. Chambers grumbled to himself.
Ветер относил слова в сторону, однако господин Чэмберс и не пытался прислушиваться. Он снова буркнул под нос что-то нелестное.
Another one of those fantastic radio dramas, probably.
Наверное, очередная фантастическая радиопьеса.
He remembered one from many years before, something about the Martians.
Была одна такая много лет назад. Что-то про марсиан.
And Harcourt!
И Харкорд!
What did Harcourt have to do with it?
Но при чем тут Харкорд?
He was one of the men who had ridiculed the book Mr. Chambers had written.
Он был одним из тех, кто поднял на смех труд, написанный господином Чэмберсом.
But he pushed speculation away, sniffed the clean, crisp air again, looked at the familiar things that materialized out of the late autumn darkness as he walked along.
Выбросив из головы неприятные мысли, господин Чэмберс снова вдохнул чистый морозный воздух и огляделся по сторонам. Из темноты поздней осени проступали знакомые силуэты.
For there was nothing ... absolutely nothing in the world ... that he would let upset him.
В этом мире не было ничего, абсолютно ничего, что могло бы огорчить господина Чэмберса.
That was a tenet he had laid down twenty years ago.
Именно такого принципа он решил придерживаться двадцать лет назад.
There was a crowd of men in front of the drugstore at the corner of Oak and Lincoln and they were talking excitedly.
Перед аптекой на углу Дубовой улицы и Линкольн собралась толпа мужчин, возбужденно обсуждавших что-то.
Mr. Chambers caught some excited words: "It's happening everywhere....
Господин Чэмберс уловил отдельные реплики: — Это происходит повсюду…
What do you think it is....
Что, по-вашему, это такое?..